Изменить размер шрифта - +

— Но сейчас, Питер… — начал Ауис.

Его перебила Уна.

— Как ты будешь жить? — спросила она.

Вероятно, ее действительно тревожила судьба Питера.

— Я справлюсь.

— Трус! — выкрикнул Триш.

Он подошел к Питеру вплотную. Карл не произнес ни слова.

— Слабая, напуганная женщина, — продолжил Триш. — И ты называл себя воином? Ты позор нашей семьи!

— Триш, — наконец произнес Карл.

Но Триш не мог остановиться, он все говорил и говорил, словно выплескивал в лицо Питеру свою ненависть. Октавиан молчал.

— Ты — жалкий мерин, ты плюешь в глаза отцу! Мы должны охотиться на тебя, наглый трус. Предатель! Если я…

И тут Карл его ударил. Питер увидел, как рука Карла метнулась к Триш, и тот упал, не закончив очередного оскорбления.

В следующее мгновение, в то биение сердца между триумфом и разрывавшей сердце болью, Никифор Драгазес, точнее Питер Октавиан, как называл его отец, давший ему новую жизнь, но и принесший столько страданий, в глазах друзей, кого он так любил, увидел презрение. Это мгновение навсегда врезалось в его памяти. Александра Нуэва и Шиэр Жи-Шенг были для него самыми близкими людьми после Карла. Он намеренно отдалялся от них, стараясь освободиться от адских мук совести, что раз и навсегда стала властвовать над ним. Все происходившее было для Питера удивительно, однако и Шенг, и Александра, казалось, ждали от него чего-то подобного. Их молчание да еще молчание Рольфа сделало ситуацию такой мучительной. Они ничего не сказали, но в их глазах он прочитал ненависть еще более непримиримую, чем у всех остальных. Его друзья…

— Почему? — наконец спросил Карл.

Его слова будто завершили это мгновение, навсегда разорвав связь Питера с Алекс и Шенгом.

Теперь пришло время разорвать связь и с Карлом.

— Люди, — сказал Питер.

Он говорил негромко, но был уверен, что все услышат его.

— Когда мы были воинами, все было иначе. Даже если сражение превращалось в бойню, все было иначе. Мы сражались во имя какой-то цели. Сейчас, последние несколько десятков лет, мы просто убиваем.

— Питер…

Карл покачал головой. Он не мог понять.

— Ведь это только животные.

— Ты не понимаешь меня, — сказал Питер, как рассерженные дети обращаются к родителям.

— Так объясни мне.

— Они — это вы! Неужели вы сами не видите?

Обернувшись к остальным, он жестом обвел комнату.

— Они — это вы. Именно поэтому вы убиваете их. Да, конечно, вам нужна кровь, но не ценой их жизней. Вы не можете брать их кровь, не спрашивая. Вы ненавидите людей и потому убиваете их. Мы говорим о людях так, словно это скот.

— Но они и есть скот! — закричал Карл.

— Нет, друг мой.

Сначала Питер по-прежнему говорил тихо, но не выдержал и тоже перешел на крик.

— Я повторяю еще раз: они — это вы. Не совсем так. Они достойнее нас. Они не могут жить вечно, и мы лишаем их этой жизни. Они обладают могучим духом, они знают о неизбежности смерти, но в их груди бьются горячие сердца. Мы же ненавидим их и убиваем, потому что они — это мы!

Питер чуть успокоился и тихо добавил:

— Я больше не могу это делать.

Питер надел плащ. Кинул взгляд на Шенга и Алекс, изящного маленького азиата и его высокую чернокожую любовницу. Ненависти больше не было в их глазах, и Питеру показалось, что он видит на их лицах странную смесь жалости и удивления. Он повернулся к Карлу, лицо наставника превратилось в скорбную маску.

— Я еще увижу тебя? — спросил Питера Карл, его лучший друг.

Быстрый переход