Изменить размер шрифта - +

 

– Что же, однако, сделал ваш отец? – спросили его.

 

– Вы спрашиваете, что сделал мой отец? Извольте, я вам скажу… Когда на постоялом дворе у него украли лошадь, он надел седло себе на спину и вернулся домой пешком. Клянусь, я сделал бы то же самое, если бы вор не был так добр и обязателен!

 

 

 

 

Финтифлюшки

 

 

Один российский самодур, некий граф Рубец-Откачалов, ужасно кичился древностью своего рода и доказывал, что род его принадлежит к самым древним… Не довольствуясь историческими данными и всем тем, что он знал о своих предках, он откопал где-то два старых, завалящих портрета, изображавших мужчину и женщину, и под одним велел подписать: «Адам Рубец-Откачалов», под другим – «Ева Рубец-Откачалова»…

 

 

* * *

 

Другого графа, возведенного в графское достоинство за свои личные заслуги, спросили, почему на его карете нет герба.

 

– А потому, – отвечал он, – что моя карета гораздо старее моего графства…

 

 

* * *

 

Управляющий имениями одного помещика доложил своему барину, что на его землях охотятся соседи, и просил разрешения не дозволять больше подобного своевольства…

 

– Оставь, братец! – махнул рукой помещик. – Мне много приятнее иметь друзей, нежели зайцев.

 

 

* * *

 

Очень рассеянный, но любивший давать отеческие советы мировой судья спросил однажды у судившегося у него вора:

 

– Как это вы решились на воровство?

 

– С голода, ваше высокородие! Голод ведь и волка из лесу гонит!

 

– Напрасно, он должен работать! – строго заметил судья.

 

 

* * *

 

Прокурор окружного суда, узнав в одном из подсудимых своего товарища по школе, спросил его между прочим, не знает ли он, что сталось и с остальными его товарищами?

 

– Исключая вас и меня, все в арестантских ротах, – отвечал подсудимый.

 

 

 

 

Ворона

 

 

Было не больше шести часов вечера, когда блуждавший по городу поручик Стрекачев, идя мимо большого трехэтажного дома, случайно бросил взгляд на розовые занавески бельэтажа.

 

– Тут мадам Дуду живет… – вспомнил он. – Давно уж я у нее не был. Не зайти ли?

 

Но прежде, чем решить этот вопрос, Стрекачев вынул из кармана кошелек и робко взглянул в него. Увидел он там один скомканный, пахнущий керосином рубль, пуговицу, две копейки и – больше ничего.

 

– Мало… Ну, да ничего, – решил он. – Зайду так, по сижу немножко.

 

Через минуту Стрекачев стоял уже в передней и полною грудью вдыхал густой запах духов и глицеринового мыла. Пахло еще чем-то, чего описать нельзя, но что можно обонять в любой женской, так называемой одинокой квартире: смесь женских пачулей с мужской сигарой. На вешалке висело несколько манто, ватер-пруфов и один мужской лоснящийся цилиндр. Войдя в залу, поручик увидел то же, что видел он и в прошлом году: пианино с порванными нотами, вазочку с увядающими цветами, пятно на полу от пролитого ликера… Одна дверь вела в гостиную, другая в комнатку, где m-me Дуду спала или играла в пикет с учителем танцев Вронди, старцем, очень похожим на Оффенбаха.

Быстрый переход