И снова я почувствовал его изучающий взгляд на своем лице.

– Как тебе, должно быть, известно, я держусь твердых убеждений насчет лености. Боже сохрани, но в мире нет креста более тяжкого, чем крест праздности, ибо ленивец, подверженный ей, становится тяжкой обузой для своих друзей, для самого себя и для любого другого человека, с которым сведет его судьба. Леность притупляет остроту мысли, леность ослабляет силу воли, леность превращает тебя в мишень для порочных замыслов людей самого низкого пошиба.

Я обратил внимание на то, что, постоянно повторяя слово «леность», дядя бессознательно прибегает к фигуре речи, обычно употребляемой для усиления.

Окинутый вопросительным взглядом, мистер Коркоран выразил свое полное согласие.

– О, это великая ошибка – впасть в привычку ничегонеделания, – сказал он. – Особенно стоит быть начеку молодым людям. Это порок, паразитирующий на тебе, который нужно вырывать с корнем.

– Бежать, как от чумы, – подхватил дядя. – Постоянно пребывай в движении, как привык говорить мой отец, Господи да упокой душу его, пребывай в движении – и ты с каждой минутой будешь ближе к Богу.

– Он был святой, это несомненно, – сказал мистер Коркоран.

– О да, он знал тайну жизни, – произнес дядя, – уж поверьте мне, старику. Но – минуту внимания...

Он обратил на меня взгляд такой прямой и пристальный, что, для того чтобы достойно встретить его, мне пришлось вытаращиться что было сил.

– Я сказал тебе немало горьких слов ради твоего же собственного блага, – сказал дядя. – Я упрекал тебя за праздность и прочие дурные привычки. Но ты всех перехитрил, сдал экзамены и теперь позволь своему старому дяде первым пожать тебе руку. И, поверь старику, он счастлив сделать это.

Протянув дяде руку, я взглянул на мистера Коркорана в крайнем изумлении. Его лицо даже округлилось от превосходящего все мыслимые границы счастья и удовольствия. Он резко встал и, склонившись над дядиным плечом, после недолгой борьбы завладел моей рукой, чтобы вновь дать мне почувствовать всю силу своего честного рукопожатия. Дядя широко улыбнулся и произвел не лишенный приятности, хотя и трудновыразимый словами горловой звук.

– Конечно, я не знаю вас так хорошо, как ваш дядя, – сказал мистер Коркоран, – но, смею думать, всегда неплохо разбирался в людях. Во всяком случае, ошибаться мне приходилось не часто. Первое впечатление – вот что здесь важно. И мне кажется, что вы отличный парень... поздравляю вас с вашим великим успехом от самого чистого сердца.

Я пробормотал в ответ что-то сугубо формальное и невыразительное. Дядя громко ухмыльнулся и ударил кочергой по каминной решетке.

– Вот уж теперь у меня есть повод посмеяться вволю, – сказал он, – потому что поверьте, друзья, нет на свете человека счастливее меня. Так и буду радоваться весь день.

– Да, крепкий парнишка, – сказал мистер Коркоран. – И все время таким был.

– Не был бы он сыном своего отца, коли это было бы не так, – сказал дядя.

– А как вы узнали? – спросил я.

– Какая теперь разница, – ответил дядя, маша рукой. – Старые пройдохи чего только не вынюхают. Есть многое в жизни и в смерти, что и не снилось твоей мудрости, друг мой Горацио.

Они дружно рассмеялись надо мной, после чего в ненадолго наступившей тишине утирали слезы перелившегося через край благодушия.