Привезя зверюшу в свой протекающий и очень нечистый домик, зверек собирается решительно ей объяснить, кто у них теперь глава семьи и как надлежит с ним говорить, но прежде чем он успевает что-нибудь сказать, зверюша берет тряпку, швабру, веник, совок, заранее припасенный стиральный порошок, несколько бутылочек с чистящими и полирующими средствами, — и превращается в вихрь. Из сердцевины вихря только изредка доносится:

— Зверек, отойди, мне тут подметать неудобно!

— Зверек, вынеси ведро!

— Подвинь табуреточку, я паутину сниму!

Через час зверек чувствует себя гостем в собственном жилище. От его амбиций главы семьи не остается даже воспоминания. Ему начинает казаться, что сейчас им вымоют пол или вытрут пыль. Когда же вихрь утихает и зверек обнаруживает себя в кресле-качалке, а напротив — усталую, но довольную зверюшу, сидящую перед ним в непривычно чистом, проветренном доме, — он решительно не узнает свою собственность, жалобно сморщивается и начинает совсем не по-геройски причитать:

— Бедный мой, уютный зверьковый домик! Бедный мой, родной мой беспорядочек! Такая была прекрасная нора, такая чудная берлога, так в ней удобно все лежало и никому не мешало! Где я теперь найду свои носки, они всегда лежали на стуле под газетой! И где моя газета, и куда делся мой трехногий стул?

— Носки твои постираны и сушатся на балконе, — ласково отвечает ему зверюша. — А потом будут сложены в комодик. К стулу я ногу приколотила, и ты на нем сидишь. А газета сложена к старым газетам, и мы их сдадим в макулатуру. И что ты так расстраиваешься, я же знаю: я только выйду за порог, ты тут сразу же разведешь все, как было.

— Ты хочешь от меня уйти? — растерянно шепчет зверек, забыв даже обидеться на зверюшино предположение о его беспорядочной натуре.

— Конечно, мне ведь и у себя в доме после наводнения надо порядок навести, — разводит лапами зверюша.

— А это… а жениться как же… я думал, мы жениться…

— Зверек, — укоризненно смотрит на него зверюша. — Ну кто же постом-то женится? Ты потерпи, одна Страстная неделя осталась. А там Светлая Пасха, разговеемся, да и жениться можно. И даже с удовольствием.

Потом пройдет Страстная неделя, придет Христово Воскресение. Нарядные зверюши тянутся в церковь с корзиночками, а в них лежат куличи и пасхи, обложенные разноцветными яйцами. Радостные зверюши в красивых платочках целуются в щечки и меняются свячёными куличиками, а зверьки стоят у ограды церкви и смотрят. Зайти им никто не запрещает, но робость, и гордость, и смущение, и «да я из принципа!» заставляют их поджидать зверюш у ограды.

— Христос воскресе! — ликуют зверюши.

— Воистину воскресе, — отвечают зверьки, завидуя неколебимой уверенности зверюш. — Если уж вам так хочется.

Потом зверюши зовут зверьков разговляться — это значит объедаться за праздничным столом после долгого поста. Зверьки разговляются так старательно, будто до этого усердно говели (то есть постились). В садах и огородах носятся маленькие зверьки и зверюши, ища за кустами и кочками хитро припрятанные мамами цветные яйца и маленькие подарочки.

— Ой, чтоб не забыть, — говорит какой-нибудь молодой зверек, осоловев от сытной пищи. — Это вот тебе.

И подает зверюше заветную коробочку. Зверюша достает из коробочки хорошенькое колечко и повизгивает от радости, а зверек нарочито хмуро говорит:

— Это уж я подумал… чтоб наверняка… а то кто тебя знает, зверюшу… еще передумаешь.