И тут наш модуль первый раз тряхнуло. По ощущениям это напоминало езду в старинном колесном автомобиле, наскочившем на кочку. Мне хотелось бы написать тут, что именно тогда меня посетило нехорошее предчувствие, и так далее, но не буду врать – не было никакого предчувствия. Все шло штатно, мы явно обошли грейтов и к обеду вполне могли прогуляться по поверхности Медеи, которая к тому моменту де юре вошла бы в планетную семью Федерации.

Наверное, нужно прояснить один важный момент: согласно Большому соглашению, подписанному на Гермесе, любая планета земного типа, лежащая на расстоянии одна плюс минус 0,3 астрономические единицы от своей звезды, признается подпадающей под нашу или грейтовскую юрисдикцию в случае наличия на ней колонии численностью в миллион человек.

Другими словами, и мы, и они, дабы застолбить права на новый и, что особенно важно, пригодный для жизни мир, должны забросить на его поверхность миллион человек. Что и проделывалось с момента подписания Большого договора не раз и не два. Конечно, на первый взгляд это очень затратно, но война, как показывал печальный опыт последних десятилетий, намного затратнее…

Пока грейты преуспели, обходя нас на две планеты. Удачное заселение Медеи сокращало разрыв, и самое главное – эта планетка находилась в стратегически важном районе нашей Галактики, из которого можно было впоследствии двигаться к ядру, к звездным скоплениям, доселе нам недоступным.

После экспресс сканирования геофизических параметров и трехдневной работы на поверхности исследовательской станции «Биосфера» Медею признали годной для колонизации с весьма высоким индексом комфортности. Аппараты Великой Коалиции также изучали планету, и вердикт грейтовских планетологов не отличался от нашего.

Диаметр планеты незначительно уступал земному, по массе Медея тоже отставала от нашей олд мамми, вследствие чего сила тяжести там была немного меньше, чем на Земле. Имелись также отличия в газовом составе атмосферы – углекислого газа оказалось на полтора процента меньше, а вот кислорода в медейском воздухе было больше, чем в земном, на два процента.

Впрочем, эти мелочи специалисты по адаптации и акклиматизации посчитали незначительными. Климат в экваториальной зоне вполне соответствовал земным субтропикам, хотя и не имел четко выраженных сезонных колебаний.

Жизнь на планете развивалась, как следовало из краткой памятки колониста, по вполне привычным и понятным для нас эволюционным законам, от простого к сложному. В настоящий момент на Медее царили покрытосеменные растения, имелись грибы и водоросли. Вершиной эволюции животного мира считались крупные сумчатые, как травоядные, так и хищные. Численность первых оказалась довольно велика, так как на материке, несмотря на преобладающий горный рельеф, существовали обширные травянистые равнины, похожие на земные прерии или саванны.

Океанские глубины были заселены разнообразнее и обильнее, чем суша, что неудивительно для планеты, на три четверти покрытой водой. Но из за нехватки времени провести более менее масштабное изучение гидросферы не удалось, и в памятке по этому поводу имелась короткая фраза, выделенная красным: «Колонистам рекомендуется воздерживаться от посещения водоемов!»

Я потер глаза и глотнул тоника из трубки, выведенной к иллюминатору. Черт возьми, нет ничего хуже для наблюдателя, чем экскурсы в недра собственной памяти. Из глубин подсознания следом за информацией о Медее начали всплывать какие то посторонние образы, и я едва не отвлекся от наблюдения, что было бы равносильно сну на боевом посту.

Большой модуль продолжал снижаться. Чернота наверху подернулась голубоватой дымкой, звезды потускнели, а облака внизу приблизились, и в их разрывах явственно проглядывали темные ледовые поля Южного океана Медеи.

– Клим, ты как? – неожиданно прозвучал в моем отсеке голос Лехи Кудрявцева.