Страх заполнил сердце, и она прижала кончик пальца к его губам, не давая ему произнести больше ни слова.

– Но ты же знаешь, – продолжил он, – ты же знаешь, что этого я хочу больше всего на свете.

– Я еще не готова стать матерью, – хрипло ответила она ему.

– Это неправда. Ты просто боишься, что не сможешь родить, но я уверен, что доктора и новые лекарства…

– Христос, ты ничего не знаешь!

– Чего я не знаю? Правды… Ты ничего не знаешь.

– Алисия, ты моя жена. Я хочу, чтобы у нас с тобой была семья.

Ее глаза защипало. Она прижалась к мужу, пряча лицо от его взгляда, пряча свое прошлое. Если бы он узнал правду, он бы возненавидел ее, стал бы ее презирать.

– Поговори со мной, – прошептал он, поднимая ее голову и заставляя ее лечь на спину. Убрав волосы у нее с шеи, он провел ими себе по губам. – Доверься мне. И доверяй.

– Я доверяю. – И она действительно доверяла ему больше, чем кому бы то ни было. А как на – счет противозачаточных таблеток? – это шептал тоненький голосок у нее в голове, вызывая панику. – Он должен знать о контрацептивах?

Но другой голос в ней запротестовал: Ничего он не должен знать. Когда-нибудь ты ему скажешь, когда-нибудь, когда он сможет понять…

– Я все для тебя сделаю, – выдохнул Христос.

– Тш, ты не можешь говорить такие вещи.

– Могу, потому что я люблю тебя.

Она лежала совсем тихо, боясь даже дышать. Он не мог сказать того, что ей послышалось. Это было только лишь ее воображение, ее желание. Он не мог любить ее, не мог любить настоящую Алисию. Настоящая Алисия разрушила то, что любила.

– Посмотри на меня, – пробормотал Христос совсем хрипло, проведя пальцем ей по подбородку и повернув ее лицо к себе. Он не понимал ее слез, ее смятения. – У нас родится ребенок, и мы будем счастливы. Я обещаю.

Быстро летели недели. Христос был таким внимательным, его желание было таким искренним, его любовь – такой явной и настоящей. Они спали вместе, вставали вместе, вместе ели – и не могли насытиться друг другом. Они искали общества друг друга, желая прикосновений, ласки, удовольствия.

После этой ужасной первой недели они стали по-настоящему близки.

Христос несколько раз приглашал Алисию с собой в офис, на все крупные встречи и приносил домой бумаги и договоры, чтобы обсудить с ней. Совсем недавно она настаивала на своем участии в делах.

Кристос действительно был силен в бизнесе, но в детали она не вдавалась. Она могла интересоваться, почему он принял то или иное решение, но на большее ее не хватало. Печальное открытие состояло в том, что это утомляло ее и она скучала. И самое худшее – что все эти колонки нескончаемых цифр ничего для нее не значили. Просто цифры, одна за другой, как будто маленькие жучки прыгали по страницам.

– Я ненавижу это, – бормотала она, откладывая бумаги на диван. – Я больше этого не выдержу. Нет ничего в этом бизнесе, что бы мне нравилось.

Кристос отвернулся от окна, сквозь которое только что наблюдал закат, его губы тронула легкая усмешка.

– Я все гадал, как долго ты продержишься. – Он взял папку с дивана и пробежался взглядом по бумагам. – Почему бы тебе снова не заняться рисованием?

Его голос был таким нежным и мягким.

– Ты же знаешь, я больше не рисую.

– Мы можем оборудовать здесь мастерскую для тебя…

– Я не хочу мастерской, – перебила Алисия, вскакивая с дивана. – Я не рисую. Я больше никогда не буду рисовать.