Глава 11

Грейс спала или притворялась, что спит, когда он вернулся в их общую спальню прошедшей ночью. Было уже очень поздно. Перигрин бродил вокруг дома еще очень долго после того, как гости либо разъехались по домам, либо улеглись в постель. А потом решил зайти в библиотеку, когда, войдя в дом, увидел, что из-под двери пробивается серебристая полоска света: значит, хозяин находится там.

Сандерсфорд ничем не выразил своего удивления при его появлении и даже не встал. Он сидел, сгорбившись, в кожаном кресле у камина и держал пустой стакан. Виконт не был пьян, однако Перигрин понял, что наливал он себе не единожды.

— А, разгневанный супруг явился! — Он обратил на гостя взгляд, полный иронии и насмешки. — Где же ваша перчатка, Лэмпмен? Если действовать в соответствии с общепринятыми правилами, вам следует бросить ее мне в лицо.

Перигрин подошел ближе и сел в кресло напротив Сандерсфорда.

— У меня нет ни малейшего желания драться с вами на дуэли. Я только хочу попросить вас, чтобы вы оставили Грейс в покое теперь, когда она приняла решение.

Виконт расхохотался:

— Вы полагаете, что в момент вашего триумфа можете позволить себе быть великодушным? Вы глупец! Думаете, Грейс предпочла вас? Думаете, что она не любит меня? Думаете, я не могу отобрать ее у вас в один прекрасный день? Вы просто мальчишка, Лэмпмен, мальчишка, пытающийся понять чувства женщины.

— Она — моя жена, — ответил Перигрин. — Чувство долга и привязанность велят мне защитить ее от страданий. Я отошел в сторону, чтобы позволить Грейс самостоятельно принять по отношению к вам определенное решение, отошел потому, что она любила вас в прошлом и родила от вас ребенка. Теперь моя жена приняла это решение, и я надеюсь, что оно окончательное.

— Это угроза? — усмехнулся Сандерсфорд.

— Нет, всего лишь просьба о благопристойном поведении. Вы действительно любили ее в прошлом, Сандерсфорд? И любите до сих пор? Тогда оставьте Грейс в покое. Вы внесли в ее жизнь достаточно разрушений и боли. Искупите причиненное зло.

Лорд Сандерсфорд вскочил и сжал кулаки так, что пальцы побелели.

— Клянусь Богом, если бы не было позором для мужчины отхлестать щенка, Лэмпмен, я отхлестал бы вас сейчас! Что вы знаете о Грейс и обо мне и о том, что было между нами? По какому праву вы судите меня и поучаете, лицемерный глупец? Она была моей. Я обладал ее телом и душой, понятно? И вы вообразили, что эта женщина ваша только потому, что она после смерти брата приняла от вас законное покровительство? Вообразили, что навсегда завладели ею? Думаете, она ваша? Грейс моя! Была моей и будет всегда!

Перигрин остался сидеть, хотя лицо его побелело.

— Я не могу вести спор с подобной позиции. Разве Грейс — предмет собственности? Вы когда-нибудь относились к ней как к личности, Сандерсфорд? Считались с ее чувствами? Думали о том, как она страдала, когда вы бросили ее беременной? О том, сколько мучений она вынесла, через что ей пришлось пройти? Так оставьте Грейс в покое теперь. Сделайте хоть что-то благородное в своей жизни.

Лорд Сандерсфорд взял себя в руки. Он налил в стакан бренди и, не предложив выпить гостю, тяжело сел в кресло.

— Это вы мучитель Грейс, а не я, — заявил он. — Неужели вам не ясно, что она относится к вам как к мальчику, что вы заменили ей ребенка, которого она потеряла? Грейс не хочет опорочить ваше доброе имя, бросив вас, не смеет причинить вам боль, поэтому и предпочла отказаться от самого большого чувства в ее жизни. Но это не навсегда, Лэмпмен.