«Нас ограбили!»

Это была первая мысль, пришедшая ей в голову. Диана вошла в кухню: стенные шкафчики и полки зияли разверзнутыми пастями. Ни одного пакета, ни коробки. Может быть, она перепутала этажи и попала в чужую квартиру? Ерунда, только Стюарту могло прийти в голову выбрать для кухни зеленые с золотом обои.

Диана поспешила наверх, в спальню, уже не испытывая страха. Когда она попыталась включить свет, то не удивилась, что люстра не загорелась. Диана раздвинула шторы в тот момент, когда облака разошлись и показавшаяся в просвете луна озарила своим бледным светом все, что осталось от шикарного интерьера: вдавленные следы от ножек кровати на паласе, блестящая полоса паркета там, где еще утром стояли шкаф и комод.

Она заглянула во встроенный гардероб – вещей Стюарта не было, но ее одежда осталась в неприкосновенности, а весь пол оказался покрыт ее нижним бельем и всякими мелочами, прежде заполнявшими исчезнувший, как и вся остальная обстановка, комод. Диана отправилась в ванную, где также многого недосчиталась. Ее туалетные принадлежности спокойно лежали на своих местах, а вот вещи Стюарта отсутствовали, не хватало также флакона с шампунем и даже наполовину использованного куска французского мыла. Она уже собралась уходить, когда ей на глаза попалась записка, прикрепленная липкой лентой к зеркалу над двойной раковиной.

Диана подошла поближе, чтобы разглядеть едва различимые в полутьме слова.

«Я пытался предупредить тебя, намекал, чем все может кончиться. Тебе следовало прислушаться к моим словам. Полагаю, мне и требовалось нечто в этом духе, чтобы понять, насколько мы чужие друг другу».

Какое-то время она стояла неподвижно и без всяких эмоций, тупо смотрела на послание. Происходящее напоминало ей сцену из дешевой мелодрамы. Диана терпеливо ждала, пока в душе шевельнется какое-либо чувство: обида, разочарование, сожаление, но, может быть, сказались усталость и потрясение или причиной тому было откровенное равнодушие – как бы то ни было, она не нашла в себе ни злости, ни возмущения. И все же Диана не осталась полностью безучастной. Ощущение оказалось настолько неожиданным и странным, что она не сразу осознала его.

Диана испытала облегчение от того, что Стюарт ее оставил.

Ее не пугала перспектива завтраков в одиночестве. Она даже обрадовалась, что сможет теперь есть свою кашу спокойно и ей не придется выслушивать надоевшие тирады Стюарта.

Она сможет больше не торопиться в постель, потому что Стюарту не нравилось, когда она ложилась поздно и беспокоила его сон. Даже мысль о том, что ей изо дня в день придется возвращаться в пустую квартиру и коротать вечера в одиночестве, даже такая, казалось бы, безрадостная картина не могла погасить крепнущего в ней чувства облегчения.

Диана не знала, смеяться ли ей от сознания вновь обретенной свободы или лить слезы о времени, безвозвратно потраченном на Стюарта.

3

Диана не имела представления, как долго просидела в бездумном оцепенении на ступеньке лестницы, как вдруг ее вывел из задумчивости чей-то голос. Она тут же вспомнила, что оставила входную дверь открытой.

– Диана, ты дома? – окликнула ее Стефани Гэрхэм.

– Я здесь, наверху, – откликнулась она и попыталась встать, ухватившись за перила, однако затекшие ноги отказывались слушаться, и Диана осталась, где была.

Из-за угла осторожно выглянула Стефани, щелкнула выключателем, о котором совершенно забыла Диана, и три лампы по шестьдесят ватт каждая тотчас вспыхнули, дружно осветив погруженную до этого в полутьму лестницу. Расположенные в нише, они укрылись от пристального взгляда педантичного Стюарта и смогли поэтому избежать участи остальных светильников.

– Ты проскочила незаметно, а то я пришла бы раньше, – сказала Стефани.

– Как я понимаю, ты уже в курсе дела, – такая осведомленность ничуть не удивила Диану.