Изменить размер шрифта - +
 — Сходу заговорила Антонина. Точно подслушивала, гадина. — Сказал, будто ничего не помнит. Начиная с момента, когда они ехали в Академию — провал. Темное пятно. Ударился головой он тогда, в машине, и все. Дальше — пустота…

Я молча рассматривал домработницу, которая, не успев переступить порог, сама начала говорить все это. Честно сказать, она вдруг стала напоминать мне ненормальную. Без приколов. Правда. Либо до этого момента я не замечал характерных признаков сумасшествия у этой особы, либо просто сейчас сам себя накрутил. Но перебивать Тоню не торопился. Останавливать тоже не пытался. Даже задавать уточняющие вопросы не стал. Женщина хочет высказаться. Пусть говорит. Я послушаю, подумаю и заодно, опять же, потяну время.

Так понимаю, Матвея Егорыча с Андрюхой она отправила из дома. Под каким-то предлогом. Возможно, вместе с Семёном. Но должны же они вернуться. Не на северный полюс, надеюсь, уехали. И Соколов, блин, со своей Институткой. Когда никто не нужен, они толпой по пятам ходят, когда жопа пришла, хрен кого дождешься.

— А потом явился он…

Тоня продолжала тем временем свой рассказ. Она кивнула в сторону Серёги. Судя по пренебрежительном тону, батя уважением в этом доме точно не пользуется. Как и большой любовью.

— Буквально около месяца прошло. Или раньше…сейчас уже не вспомню. Пришёл и начал говорить какую-то ерунду. Мол, Жорик перед несчастным случаем отдал ему фотографии и монеты. Велел использовать только после развала Советского Союза.

Домработница вдруг громко засмеялась. И тут же снова стала серьёзной. Черт… Баба реально с приветом. Как я этого не видел, не пойму…

— А еще Сергей уверял, будто Жорик предсказал, что очень скоро в стране все изменится. Полная чушь. Так подумали мы сначала. Но Сергей распсиховался. Начал скандалить, кричать. Решил, будто Жорик специально его не признает. Поэтому бросил те самые фотографии, о которых шла речь, Георгию в лицо. А на снимках…

Тоня вдруг замолчала.

— Что такое? Почему стесняемся называть вещи своими именами? — Я с насмешкой уставился на домработницу. — На снимках был ваш ненаглядный Аристарх? Да? В обнимку с немецкими захватчиками. С нацистами. Вот так сюрприз!

— Не говори так! — Тоня взвизгнула, будто я ей, извиняюсь, не самое приличное место прищемил. — Ты не знаешь ничего!

— Ой, мляяя…Да куда уж мне… Ну? И? Светлый образ Аристарха Николаевича утратил бо́льшую честь своей позолоты. Конечно, он не сам. Его прину́дили. Как и всех, кто в тяжелые времена переобулся и под врага лег. Ок. Все. Оставим этого товарища с его биографией. Он меня сейчас вообще не интересует. Нет вашего Аристарха. Два года почти уже нет. Хотел бы сказать, пусть земля ему будет пухом, но… Чет не хочется. Светланочка Сергеевна с ее сучьей натурой и то была поприличнее. Баба просто хотела счастья и бабла. Вот ее понять могу. Как умела, так и добивалась своего.

Меня, если честно, так взбесила Антонина, что я вообще уже плюнул на всю конспирацию. Тем более, очевидно, и она, и Серега на самом деле искренне считают, что я не совсем Милославский. И ведь, блин, не ошибаются ни хрена. Ну, а так, по большому счету, когда вся эта дичь закончится хорошо, я очень надеюсь на благополучный исход, им все равно никто не поверит. Сдам в психушку. Тоньку. Серегу не могу. Сереге еще меня зачать надо. Я не хочу отца-психа себе.

— Ты не смеешь произносить его имя… — Домработница смотрела на меня с откровенной ненавистью. От нее буквально фонило этим чувством, как радиацией. Глазами не видишь, но ощущаешь всем организмом, тебе пришел мандец.

Это как же она, бедолага, столько время притворялась? Не в секунду ведь Тоня с ума сошла.

Быстрый переход