– Никогда, – подтвердила Тома. – Так ты говоришь, она сама от него сбежала? С двумя детьми ушла?!

– Знаешь, она звонила мне тогда, – понизила голос Галя, хотя никто не мог их слышать. – Говорила, что Пашка совсем перестал дома бывать, всё по походам, по горам мотается, а дочек на нас с мамой бросил, и меня, говорит, бросил…

Светлана терпела долго, даже слишком долго: любила Павла, ждала что опомнится и о семье вспомнит. Но Павел собирался провести отпуск в горах и на все её уговоры поехать с детьми к морю («Там что, гор нет? В «радиальные» можно ходить, и компания всегда найдётся») отвечал:

– Тебе оно надо, море это? Надо? Ну, так езжай, путёвки я достану, с мамой и езжайте девчонки накупаются-назагораются. А я в горы хочу! Ты вот – не хочешь себе отказывать, а я почему должен – отказывать? Достала уже со своей ревностью. Я один еду, один, понятно тебе?

Светлана проглотила комок в горле и не выдержала: «Да езжай! Хоть бы ты там сдох, в своих горах!»

На этом и остановились. Вернувшись из отпуска, Павел не нашёл дома ни жены, ни детей. Семейная жизнь кончилась. И что он ей сделал?..

Глава 3. Когда именинник снимает штаны

Услышав от матери, что она идёт в поход, да ещё на день рождения, и к тому же с ночлегом (место сбора переиграли и решили пойти на два дня – отмечать так отмечать! – на излюбленное Колино место, речку Берёзовку, за сто десять километров от Москвы. Места там безлюдные, лес грибной и ягодный, а речка родниковая. Ну и желание именинника – закон), Генка даже присвистнул…

– Да ты с ума, что ли, сошла? Какие походы?

– А ты меня уже в старухи записал?– огрызнулась Томка. – У вас своя жизнь, а у меня своя. Я может, замуж выйду, уйду от вас.

– Да ну тебя! – махнул рукой сын.

И Томка, победно улыбаясь, пошла укладывать двухдневный рюкзак.

А ночью ей приснился муж…

Вынимала Томка из духовки пироги. Оглянулась – а за столом Анатолий сидит.

– Толь, возьми вот пирожков, поешь, пока горячие, – засуетилась Томка. А муж ей грустно так отвечает:

– Да ты забыла что ли, Тома? Я же умер! Вот же память девичья… Не надо мне теперь пирогов. Да и не мне ты их пекла – Павлу своему.

– Какой он «мой», я на Колин день рождения, на общий стол пекла, – оправдывалась Томка.

– Нет, ты не для всех, ты для Павла пекла, – гнул своё муж. – А меня угощаешь как гостя незваного, нежеланного. Пашке своему пекла, а меня кормишь. Пашку любила, а за меня замуж пошла.

– Да ты же сам от меня ушёл! – сорвалась на визг возмущённая Томка. – Ты ушёл, а я, значит, виновата?!

– Не любила ты меня, потому и ушёл, – отрубил Томке муж. – А я всю жизнь тебя одну… С другой жил, а любил по-настоящему только тебя! А ты даже на кладбище обо мне не плакала. Обидела ты меня, Томка, и сына обидела. Отгородилась от всех, хочешь жизнь заново начать? Нет, Тома, в одну реку дважды не войдёшь… Ну, прощай, жена. Приходи на могилку ко мне. Только пирогов не носи, раз не мне пекла.

– Да что ты ко мне привязался, с пирогами этими! – гаркнула Томка в сердцах. Смотрит – а никого нет. Стоит будто Томка у плиты, пироги жаром пышут, вкусно пахнет горячей сдобой и повидлом, на противень вытекло, будь оно неладно… А мужа нет.