Изменить размер шрифта - +

     Они обогнали колонну грузовиков; обошли, чуть не вылетев на  обочину,
широкий красный экипаж с одиноким, очень мокрым водителем; проскочили мимо
деревянной повозки на вихляющихся  колесах  со  спицами,  влекомой  мокрым
ископаемым животным; воем загнали в канаву группу пешеходов в  брезентовых
плащах; влетели под сень огромных  раскидистых  деревьев,  ровными  рядами
высаженных  по  обе  стороны  дороги,  -  Фанк  все  увеличивал  скорость,
встречный поток воздуха  ревел  в  обтекателях,  напуганные  воем  экипажи
впереди прижимались к обочинам, уступая дорогу.  Машина  казалась  Максиму
неприспособленной для таких скоростей, слишком неустойчивой,  и  ему  было
немного неприятно.
     Вскоре дорогу обступили дома, автомобиль ворвался в  город,  и  Франк
был вынужден резко понизить  скорость.  Тогда,  с  Гаем,  Максим  ехал  от
вокзала в большой общественной машине, набитой  пассажирами  сверх  всякой
меры. Голова его упиралась в низкий потолок,  вокруг  ругались  и  дымили,
соседи беспощадно наступали на ноги, упирались в бока  какими-то  твердыми
углами, был поздний вечер, давно немытые стекла  были  заляпаны  грязью  и
пылью, к тому  же  в  них  отражался  тусклый  свет  лампочек  внутреннего
освещения, и Максим так и не увидел города. Теперь он получил  возможность
его увидеть.
     Улицы были несоразмерно узки и буквально забиты экипажами. Автомобиль
Фанка  еле  плелся,  стиснутый  со  всех  сторон   самыми   разнообразными
механизмами.  Впереди,  заслоняя  пол-неба,  громоздилась  задняя   стенка
фургона,  покрытая   аляповатыми   разноцветными   надписями   и   грубыми
изображениями людей и животных. Слева, не обгоняя и  не  отставая,  ползли
два одинаковых автомобиля, набитых жестикулирующими мужчинами и женщинами.
Красивыми женщинами,  яркими,  не  то  что  Рыба.  Еще  левее  с  железным
громыханием брела некая  разновидность  электрического  поезда,  поминутно
сыплющая синими  и  зелеными  искрами,  дочерна  заполненная  пассажирами,
которые гроздьями свисали из всех дверей. Справа был тротуар - неподвижная
полоса асфальта, запрещенная для транспорта. По  тротуару  густым  потоком
шли люди в мокрой одежде серых и черных тонов, сталкивались, обгоняли друг
друга, увертывались друг от друга, протискивались плечом вперед, то и дело
забегали в раскрытые, ярко  освещенные  двери  и  смешивались  с  толпами,
кишащими за огромными запотевшими витринами,  а  иногда  вдруг  собирались
большими группами, создавая пробки и водовороты, вытягивая шеи, заглядывая
куда-то. Здесь было очень много худых и бледных лиц, очень похожих на лицо
Рыбы, почти все они были некрасивы, излишне,  не  по  здоровому  сухопары,
излишне бледны, неловки, угловаты. Но они  производили  впечатление  людей
довольных: они часто и охотно смеялись, они вели себя непринужденно, глаза
их блестели, повсюду раздавались громкие оживленные голоса.  Пожалуй,  это
скорее все-таки благополучный мир, думал Максим. Во всяком случае,  улицы,
хотя и грязны, но не завалены  все-таки  отбросами,  да  и  дома  выглядят
довольно жизнерадостно - почти во всех окнах свет  по  случаю  сумеречного
дня, а значит недостатка в электроэнергии у них, по-видимому,  нет.
Быстрый переход