.. Но вы даже с этим не справились.
- Виноват. Но такое стечение обстоятельств...
- Я сказал, хватит об обстоятельствах. Он действительно похож на
сумасшедшего?
- Трудно сказать... Больше всего он, пожалуй, похож на дикаря. На
хорошо отмытого и ухоженного горца. Но я легко представляю себе ситуацию,
в которой он выглядит сумасшедшим... И потом эта вечная идиотская улыбка,
кретинический лепет вместо нормальной речи... И весь он какой-то дурак...
- Понятно. Я одобряю ваши меры... И вот что еще, Фанк... Свяжитесь с
подпольем.
- Что?
- Если вы не найдете его в ближайшие дни, он непременно объявится в
подполье.
- Не понимаю, что делать дикарю в подполье.
- В подполье много дикарей. И не задавайте глупых вопросов, а
делайте, что я вам говорю. Если вы упустите его еще раз, я вас уволю.
- Второй раз я его не упущу.
- Рад за вас... Что еще?
- Любопытный слух о Волдыре.
- О Волдыре? Что именно?
- Простите, Странник... Если разрешите, я предпочел бы об этом
шепотом, на ухо...
<ul><a name=7></a><h2> * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ГВАРДЕЕЦ * </h2></ul>
<ul><a name=8></a><h2>5</h2></ul>
Окончив инструктаж, господин ротмистр Чачу распорядился:
- Капрал Гаал, останьтесь. Остальные свободны.
Когда остальные командиры секций вышли, гуськом, в затылок друг
другу, господин ротмистр некоторое время разглядывал Гая, покачиваясь на
стуле и насвистывая старинную солдатскую песню "Уймись, мамаша". Господин
ротмистр Чачу был совсем не похож на господина ротмистра Тоота. Он был
приземист, темнолиц, у него была большая лысина, он был гораздо старше
Тоота, в недавнем прошлом - боевой офицер, танкист, участник восьми
приморских инцидентов, обладатель "Огненного Креста" и трех значков "За
ярость в огне"; рассказывали о его фантастическом поединке с белой
субмариной, когда его танк получил прямое попадание и загорелся, а он
продолжал стрелять, пока не потерял сознание от страшных ожогов; говорили,
что на теле его нет живого места, сплошь чужая пересаженная кожа, а на
левой руке у него не хватало трех пальцев. Он был прям и груб, как
настоящий вояка, и, не в пример сдержанному господину ротмистру Тооту,
никогда не считал нужным скрывать свое настроение ни от подчиненных, ни от
начальства. Если он был весел, вся бригада знала, что господин ротмистр
Чачу нынче весел, но уж если он был не в духе и насвистывал "Уймись,
мамаша"...
Глядя ему в глаза уставным взглядом, Гай испытывал отчаяние при
мысли, что ему каким-то неизвестным пока образом привелось огорчить и
рассердить этого замечательного человека. |