Он отодвинул в сторону кучу старья, и показалась маленькая печка. Он раздул ее, поставил на нее сковородку и начал жарить рыбу-ногу, которую недавно поймал.

- В какой город ты направляешься. Мыслитель? Здесь только два поблизости - Барбарт и Пиорха. Да и то до них идти много лиг.

- Барбарт, я думаю, это в Стране Пальм. Хотелось бы посмотреть на зеленые растения вместо всего этого серо-бурого. К тому же тамошние древние места, должен сказать, окружены для меня ореолом романтики. Я хочу окунуться в мир наших предков, ибо опасность бесконтрольного Прошлого, пустого Настоящего и рискованного Будущего...

- У многих такое настроение, - сказал Странник с улыбкой, раскладывая по тарелкам рыбу-ногу, - особенно в Ланжис-Лиго, где царит Хронархия. Но помни, ты многое увидишь. Ты увидишь Барбарт и Страну Пальм, и ты сам для себя решишь, чего они стоят. При этом старайся делать, как я: не выражай своих суждений и не давай своих оценок их образу жизни. Поступай таким образом, и к тебе будут нормально относиться.

- Твои слова кажутся мне мудрыми, Странник, но у меня не было прежде случая, чтобы я сейчас мог оценить их по достоинству. Быть может, когда я перенесу часть Будущего в Прошлое, ко мне придет понимание.

- Ты выглядишь усталым, - сказал Странник, когда они кончили есть, - не поспать ли тебе?

- Пожалуй. Благодарю.

Крючконосый Странник пошел по своим делам, а Мыслитель лег спать.

Проснулся он далеко за полдень, пошел разбудить Импульса, который тоже не терял времени даром, пока хозяин спал, и попрощался со Странником.

- Пусть кровь твоя будет густой, а ум открытым, - ответил ему Странник обычной формой вежливости.

Мыслитель до темноты добрался до болотистого места, покрытого в основном серо- бурым мхом с отдельными пятнами светло-зеленого цвета. Он извлек фонарь и пристроил его к седлу: ночью он спать не собирался, опасаясь хищников.

Однажды фонарь выхватил в темноте стаю грязевиков, двигавшуюся прямо к его тропе. Обычно они не забираются так далеко в глубь материка, эти огромные белые слизняки, поднявшие свои головы, чтобы видеть его. Ему казалось, что он слышит, как они шумно дышат на него солью, эти потомки пиявок, вытягивавших кровь из его праотцов. Импульса не пришлось понукать, чтобы он прибавил ходу.

Оторвавшись от них, он подумал, что грязевики теперь являются истинными обитателями Земли. Роль Человека на Земле уже нелегко было определить. Он хотя и выжил на засоленной земле, но стал здесь уже нежелательным гостем. Если для Человека и существовало другое пристанище, то не здесь, а где-то еще. И, быть может, даже вовсе не в пространстве, а в каких-то измерениях, где естественная эволюция не могла бы отразиться на нем.

И так в свойственной ему задумчивости он продолжал держать путь на Барбарт и к следующему дню въехал в симпатичный пальмовый лес, золотисто-зеленый под мягкими солнечными лучами, тихий и душистый. Припрыгивающий ход Импульса сменился на какой-то веселый, когда они объезжали подушки мха на затененных участках меж тоненьких пальм, раскачивавших листьями под порывами внезапно налетевшего ветра.

Он слез на землю и лег на пушистую кочку мха, с удовольствием расслабившись, вдыхая ароматы, принесенные ветром. В воображении замелькали бессвязные образы, он услышал голос сестры, звучный голос Хронарха, который объявлял об отказе ему в работе в Доме Времени - работе, на которую он рассчитывал по праву: разве не брат его деда был предыдущим Хронархом? Виделась ему изгибающаяся в нескольких измерениях Башня Времени, это чудо - творение древнего архитектора, расцвеченная, со странными, как бы двигающимися углами и изгибами. Потом он заснул.

Проснулся он ночью, Импульс издавал характерные ухающие звуки, стараясь разбудить его. Сонный, он забрался в седло, устроился поудобнее, достал и приторочил к седлу фонарь и пустился в путь через лес, и пальмы в холодном свете фонаря казались сетью, сплетенной из черных двигающихся нитей.