— Да ну вас, — возмутился Питер. — Колин, что скажешь?

Мужчина, стоявший возле кулера, поднял голову.

— Что?

Волосы у него были зеленые, лохматые, почти всю видимую поверхность кожи покрывали выполненные хной татуировки. На талии небрежно повязана тюленья шкура. Селки? Их редко встретишь так далеко от моря.

— Эльфийский считается за язык?

Колин подумал, затем сказал:

— Ну, Гордан же на нем говорит.

— Это «да» или «нет»? — требовательно поинтересовалась брюнетка. Я понимала ее раздражение.

— Эльфийский — нет, а клингонский — да, и она только что переключилась на итальянский, так что в сумме шесть. Так сойдет?

Из одного из проходов вышел еще один человек, держа руки в карманах безупречного строгого костюма. Волосы и бородка у него были тщательно подстрижены, каждый волосок на месте.

— Привет, Эллиот. Да, сойдет, — сказала брюнетка.

Это было хуже, чем смотреть оперу без программки. Я откашлялась. Квентин посмотрел на меня в ужасе, но компания, даже глазом не моргнув, продолжала обсуждение иностранных ругательств. Я снова откашлялась: меня либо не слышали, либо намеренно игнорировали.

— Извините? — сказала я наконец.

Эллиот взглянул на нас, улыбнулся и вынул руки из карманов. Квентин попятился. Эллиот наверняка хотел нас просто ободрить, но на свете мало вещей менее ободряющих, чем улыбающийся банник: зубы у них острые, желто-зеленые и словно идеально предназначены, чтобы пообедать юным донья ши. На самом-то деле, зубы просто вводят в заблуждение — банники очень дружелюбный народ. Они любят жить в банях и на морском побережье, но, в отличие от келпи, не убивают путешественников. Ну, то есть, не часто.

— Прошу прощения, вы потерялись? — спросил он.

— Нет, я ищу графиню Торквиль, — ответила я. — Она здесь?

— К сожалению, нет, — откликнулась брюнетка, не поднимая взгляда от планшета. — Чем мы можем вам помочь?

Я подавила вздох.

— Мне очень нужно поговорить с Дженэри. Она скоро вернется? — Внутри я постепенно закипала. Не ее вина, что Сильвестр не предупредил ее о нашем приезде, но я все-таки надеялась, что она окажется на месте. В логичности меня никто никогда не упрекал.

Женщина взглянула на меня и улыбнулась.

— Возможно, нескоро.

— Проклятье.

Многоязычная ругань так и продолжалась. Я посмотрела в ту сторону.

— А там что такое?

— Там Гордан, — ответил Колин.

— А почему она так кричит? — спросил Квентин.

— Потому что нашла в своем коде изъян, или ошибку, или, страшно подумать, настоящий глюк, — с заметным удовольствием объяснил блондин. — Как бы ей с такой зацикленностью сердечный приступ не схлопотать.

Я озадаченно моргнула.

— И часто она так?

— Каждый раз. — Он подмигнул. Я почувствовала, что у меня краснеют щеки. Квентин насупился.

— По ней можно часы проверять, — добавил Колин.