Она была явно озадачена. Отказ Релга принять простую благодарность оскорбил и унизил несчастную женщину. Замечая его пылкие взгляды, она понимала, что слова, срывающиеся с его губ, не означают того, что он думает. Глаза говорили совершенно о другом. Этот человек был загадкой, она не знала, как вести себя.
— Значит, ты всю жизнь прожила в темноте? — поинтересовался Релг.
— Большую часть, — ответила она. — Я видела лицо матери только однажды — в тот день, когда пришли мерги и увели её в храм. С тех пор я жила одна. Быть одной — хуже всего. Темноту можно вынести, если ты не один.
— Сколько тебе было лет, когда мерги забрали мать?
— Не знаю. К тому времени я стала почти взрослой, потому что мерги отдали меня одному рабу, который чем-то угодил им. В бараках полно рабов, которые сделают все, чего ни пожелают мерги, и их за это ждет награда — побольше еды или женщина. Сперва я плакала, потом примирилась. По крайней мере я была не одна.
Лицо Релга сделалось угрюмым, и это не ускользнуло от внимания Таибы.
— А что было делать? — спросила она. — Когда ты — раб, тело не принадлежит тебе. Тебя могут продать или отдать любому. Ничего не поделаешь.
— И не было никакого выхода?
— Какой? Там не достать никакого оружия, чтобы сражаться… или убить себя… и я не могла задушить себя. — Она посмотрела на Гариона. — Знаешь? Кое-кто пытался так поступить, но все, чего они добивались, — теряли сознание и потом снова начинали дышать Занятно, правда?
— Ты пыталась бороться? — По одной, известной лишь ему одному, причине вопрос имел для Релга исключительно важное значение.
— А какой смысл? Раб, которому меня отдали, был сильнее, чем я. Он бил меня до тех пор, пока не получил того, чего хотел.
— Ты обязана была сопротивляться, — непреклонно продолжал Релг. — Малая боль лучше греха, а так сдаваться — грешно.
— Вот как! Если тебя заставляют что-то сделать и невозможно избежать этого, по-твоему, это смертельный грех?
Релг хотел было возразить, но, взглянув ей прямо в лицо, прикусил язык и опустил голову. Резко повернув коня, он поехал к вьючным животным.
— Что его мучает? — спросила Таиба.
— Он целиком принадлежит своему богу, — пояснил Гарион, — и боится всего, что может заставить его позабыть об Але.
— Этот его Ал настолько ревнив?
— Нет, я так не думаю, но так думает Релг. Таиба поджала чувственные губы и посмотрела через плечо на удалявшегося фанатика.
— Знаешь, я все-таки считаю, что он меня боится, — засмеялась она, проводя рукой по черным как вороново крыло волосам. — Прежде меня не боялись Никогда. Интересно! Извини. — Она повернула лошадь и, не дожидаясь ответа, поскакала за Релгом.
Гарион продолжал думать о ней, двигаясь по узкому извивающемуся каньону. В молодой женщине крылась такая сила, о которой никто не подозревал, и Релгу отныне придется туго.
Решив поделиться своими мыслями с тетей Пол, которая держала Миссию на руках, он подъехал к ней.
— Откровенно говоря, тебя это не касается, — отрезала она. — Разберутся сами. Без твоей помощи.
— Мне просто любопытно — вот и все. Релг страшно переживает, да и Таиба не знает, как быть. Что происходит между ними, тетя Пол?
— Без этого нельзя обойтись.
— Ты всегда так говоришь, — упрекнул он. — Наши с Се'Недрой пререкания тоже, по-твоему, необходимы? Она насмешливо взглянула на него и ответила:
— Это не одно и то же, Гарион, но без них тоже нельзя. |