Все началось с того, что кто-то из многочисленных знакомых тети Аделаиды прослышал о «затруднительном положении» Коннана Тре-Меллина. Он нуждался в человеке, который помог бы ему решить домашние проблемы. Требовалась женщина, достаточно терпеливая, чтобы заботиться о его дочери, достаточно образованная, чтобы обучать ее и при этом достаточно благородного происхождения, чтобы ребенок не страдал от чрезмерной близости чуждого по духу человека. Это означало, что Коннан Тре-Меллин нуждается в аристократке из разорившегося рода. Тетя Аделаида решила, что я вполне соответствую его требованиям.

Когда умер наш отец, служивший викарием в одном из сельских приходов, тетя Аделаида со всей решительностью забрала нас в Лондон. Двадцатилетней Марте и восемнадцатилетней Филлиде, сообщила она нам, пора в конце концов увидеть свет. Моя младшая сестра вышла замуж к концу первого же сезона, а я прожила с тетей Аделаидой четыре года, которые так и не завершились брачной церемонией. И вот настал тот день, когда мы с ней избрали второй из двух возможных вариантов моего дальнейшего существования…

Поезд приближался к Плимуту. Вскоре мои попутчики покинули вагон, и я, оставшись одна, рассеянно наблюдала через окно традиционную вокзальную суету.

Уже раздался свисток, возвещающий отправление поезда, когда в купе вошел молодой мужчина. Он посмотрел на меня с извиняющейся улыбкой, как бы выражая надежду на то, что я не буду возражать против его присутствия. Я отвела глаза.

Когда мы покинули Плимут и уже приближались к мосту, он произнес:

— Вам нравится наш мост, не правда ли?

Это был человек, которому еще не исполнилось и тридцати, хорошо одетый, хотя костюм выдавал в нем сельского джентльмена. Темно-синий фрак, серые брюки, а такие шляпы, как у него, в Лондоне называли котелками из-за их сходства с вышеупомянутым сосудом. Эту самую шляпу он положил на сиденье рядом с собой. Не знаю, почему именно, но мне он показался несколько неопрятным. В его карих глазах мерцала ироническая усмешка, будто бы он отлично представлял себе все предостережения тетушки Аделаиды относительно нежелательности каких бы то ни было разговоров с незнакомцами.

Я ответила как можно более ровным голосом:

— Да, разумеется. Думаю, это чудный образчик инженерного мастерства.

Он улыбнулся. Мы пересекли мост и въехали в Корнуолл.

Его карие глаза откровенно изучали меня, и я остро ощутила всю серость и невзрачность собственной внешности. Должно быть, он интересуется мной только потому, что ему здесь больше не на кого обратить внимание, думала я. И вспомнила, как когда-то Филлида сказала, что я отталкиваю от себя людей, давая понять, будто интерес к моей персоне может быть вызван только отсутствием в данный момент более подходящих объектов. «Если ты считаешь себя недостойной внимания, то и не будешь его достойна», — изрекла тогда Филлида.

— Далеко едете? — поинтересовался попутчик.

— Пожалуй, нет. Я выхожу в Лискерде.

— А, Лискерд. — Он вытянул ноги и перевел взгляд с меня на носки своих ботинок. — Вы из Лондона? — продолжал он.

— Да.

— Вам будет недоставать суеты большого города.

— Я когда-то жила в деревне, следовательно, представляю, что меня ждет.