Он решил не думать сейчас же, сию минуту над его словами — оставить на потом: скажем, попытаться осмыслить это, засыпая. Самые важные вещи понимаются на пороге сна — так иногда казалось Артёму. Одна закавыка: потом с утра не помнишь, что понял. Что-то наверняка понял, а что — забыл.
Но, может, и не надо помнить?
— Артём, вас ведь карцер ждёт, вы понимаете? — сказал Василий Петрович уже в коридоре.
Всё настроение испортил.
«А что ты думал? — издевался над собой Артём по пути назад. — Тебе двойной паёк выдадут? Пирог с капустой?»
— Чего там тебе принесли, делись, — сказал блатной, поймав Артёма на входе в палату.
Если б всё это было произнесено с нахрапом — Артём ответил бы зло: чего уж было терять после всего произошедшего. Но блатной обратился с улыбкой — несколько даже заискивающей. Ему можно было б и отказать, весело сказав: «А не твоё дело!» — и всё это восприняли бы как надо, был уверен Артём. Хотя бы потому, что блатной тут был не в компании: в карты он порывался играть с кем ни попадя — даже владычке Иоанну предложил однажды; и вообще скучал.
— Дать ягодку? — спросил Артём.
— А то, — ответил блатной и тут же сложил руки ковшом.
Не совсем осознанное, было у Артёма потайное желание задобрить, с позволения сказать, блатного Бога: вдруг, если накормить этого — тогда и Ксива отлипнет, как банный лист?
— Хорошо, не четыре руки у тебя, — сказал Артём, отсыпая в грязные ладони разных ягод.
— Чего? — не понял блатной.
На кистях его были невнятные наколки, заметил Артём, и ещё какой-то синюшный рисунок виднелся на груди — в вороте рубахи, которая была размера на три больше, чем требовалось.
Щёки у него были впал
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию
|