Утес легко приземлился на ноги, а затем принял земной облик. Все еще сердясь, он махнул рукой в сторону мертвого животного:

– Вот его я собираюсь съесть. А в тебе что? Одни кожа да кости.

Он был прав, но Лун требовательно спросил:

– Тогда чего ты от меня хочешь?

Утес подошел к костру и нахмурился, глядя на него. Когда он заговорил, в его голосе уже не было раздражения:

– Я хочу, чтобы ты вернулся со мной к моему двору.

Этого Лун не ожидал. Ему понадобилось несколько секунд, чтобы понять, что он все правильно услышал.

– Зачем?

Все еще глядя в огонь, Утес сказал:

– Я искал воинов, готовых присоединиться к нам. Наше последнее поколение… почти не дало потомства. Я летал в колонию на востоке, ко двору Звездного Сияния. Но я не смог уговорить никого вернуться со мной. – Он поднял глаза со слегка насмешливым выражением. – Или у тебя были какие-то другие планы?

«Точно. Вчера твои друзья пытались тебя убить». Наручник все еще висел у него на запястье, натертом до крови.

Лун перевернулся на спину и уставился на крыло Утеса. Утренний свет проникал сквозь темную чешуйчатую мембрану, приобретая красноватый оттенок. Он не видел других крыльев, кроме своих, с тех пор как погибла его мать. Сейчас, вблизи, он мог разглядеть шрамы, старые зажившие рубцы в местах, где чешуя была разорвана. Передний край крыла все еще выглядел острым как бритва, но складки кожи у суставов сморщились и огрубели. Кожа Луна в этих местах была гладкой – по крайней мере, он на это надеялся. Как и на то, что все еще может перевоплотиться.

Они провели ночь на вершине башни, почти не разговаривая. Лун не знал, как ответить на предложение Утеса и было ли оно сделано всерьез. Утес заявил, что устал с ним спорить и что они поговорят об этом утром, когда Лун перестанет быть таким невменяемым – точнее, Утес надеялся, что перестанет. Немного поспав, Лун был готов признать, что вел себя немного дергано, но ведь у него выдался тяжелый день.

«Впрочем, все позади. Надеюсь». – Лун закусил губу и посмотрел на свои запястья. Рисунок чешуи был незаметен, по крайней мере, в таком освещении. Он надавил большим пальцем на предплечье, отгоняя кровь, но все равно ничего не увидел. «Хорошо. Это хорошо». Он знал, почему колебался. Если он попытается перевоплотиться и ничего не произойдет… Но, оттягивая этот момент, он ничего не менял. Глубоко вдохнув, Лун попытался измениться.

Он почувствовал, как изменения медленно собираются в его груди. Возможно, дело было в его сомнениях, или же он просто боялся. А затем Лун ощутил, как его кости стали легче, как чешуя заскрипела по плитам, почувствовал вес сложенных крыльев и своего хвоста. На несколько секунд он свернулся калачиком, и облегчение нахлынуло на него пьянящей волной.

Судя по глубоким, ровным вдохам, Утес все еще спал или хорошо притворялся. Лун пополз к краю его большого крыла, а затем вылез из-под него.

Освободившись, он встал и потянулся, встряхивая шипами и гребнями. Утренний свет ярко сверкал на снежных шапках гор, а морозный воздух бодрил. Пока они спали, никто не потревожил крышу башни, если не считать нескольких птиц-падальщиков, обгладывавших останки речного зверя.

Наручник все еще висел у Луна на запястье. Он подцепил когтями замок, поморщившись, когда металл врезался ему в чешую. Он осторожно давил, пока замок не сломался и наручник не спал.

Лун пересек крышу и запрыгнул на парапет, вонзая когти в крошащийся камень. С головокружительной высоты он посмотрел вниз, на камни. А затем расправил крылья и нырнул вниз.

Он пролетел вверх и вниз по ущелью, разминая крылья, борясь с порывистым ветром и чувствуя тепло солнечных лучей на своей чешуе. Полетав, Лун проголодался.

Ловя воздушные течения, он спустился к реке.