– Просто хотел сказать, что собираюсь вернуться.

– Очень хорошо, Стив, – ответил голос, и в нем послышался смех.

Это была не Клэр. Голос был похож на голос Элисон. Я сделал глубокий вдох и взялся за дверную ручку.

Никакого света не было. В руке моей была не дверная ручка, а гладкое древко копья, и я держал его высоко против стены дыма, поднимавшегося клубами, прорезываемого языками пламени и источавшего отвратительный запах. Вторая моя рука лежала на Граале. Боль ушла, усталость и ужас, которые я даже не успел заметить, испарились, как утомление от долгого рабочего дня под очищающей струей душа. Чистая горная речка прыгала и пузырилась по моим венам, конечности мои наполнила сила древних дубов и кленов, а тело мое было почвой, в которой они пустили свои корни. А над моей головой сверкало солнце Гейленталя. На мгновение я превратился в королевство Грааля, я был и каналом передачи, и представителем его власти. Благоговение снизошло на меня, и я ощутил его безвременную тяжесть и бушующую силу, от которой, казалось, сотрясается и колеблется копье в моей руке. Но оно принадлежало мне, и я махнул им широким открытым жестом, очертив над головой полукруг. От копья отделился свет, золотистый свет, который вспыхнул и засиял ослепительно ярко.

Свет запрыгал, заставляя заблестеть тусклые поверхности, а светлые превращая в жидкое расплавленное пламя. Свет дождем обрушился на поднятые к нему лица и излил на них свое тепло. Свет оградил их, словно защитный барьер, за которым мерк уродливый мир, оказавшийся вне его пределов. И все же он не оглушал и не слепил своей яркостью. Он проник в мою руку, превратив ее в жезл чистейшего стекла, простертый над расплавленным золотом. Кровь перестала течь, боль превратилась в мгновенное, разливающееся по всему телу облегчение, клетки принялись делиться с удвоенной скоростью, и изорванная плоть срасталась так, что на ней не оставалось даже шрамов. Я увидел, как Элисон, лежавшая на носилках из прутьев, внезапно напряглась от той резкой боли, что обычно следует за неожиданным улучшением состояния, но и эта боль тотчас отступила. У Молл, стоявшей рядом, волосы заструились в потоке невидимого глазу ветра, глаза загорелись, а сама она стала излучать серебристое сияние, как драгоценный камень, который поднесли к самому огню. Она превратилась в расплывчатый контур на фоне темноты, в фонтан огня: ее меч оставлял в воздухе длинный огненный хвост.

Я потянулся к ним сквозь это пламя и через их восхищенные глаза увидел то, что было за ними: источники их внутренней сущности. Они тоже засияли всевозможными цветами и оттенками – от поблескивающего красными огоньками света Джипа, который сгущался до темно-бордового, когда он, не веря собственным глазам, смотрел на свои руки, до мерцающего зелено-голубого свечения Элисон, похожего на темное стекло или сумеречную гладь океана. Элисон проводила руками по сверкающим волосам и смеялась. Затем без всякого предупреждения возникло ощущение текучести, падения во внезапно образовавшуюся пустоту, и в моем мозгу возник целый рой мыслей, нагромождение образов, сменявших один другой. Восемнадцать образов, слегка затуманенных, с какой бы точки я на них ни смотрел, и каждый представлял собой человеческую фигуру, походящую на статую, только что отлитую, выпавшую из формы и распространяющую вокруг себя сноп яркого света. Языки пламени, отражаясь, поднимались все выше, пока я не почувствовал, что тоже воспаряю над землей.

Именно это и было мне нужно! Я – мы – дотянулись до земли, подхватили Грааль и понесли его наверх, и это у нас получалось так легко, как будто он был не тяжелее мыльного пузыря.