Билли Гардинер больше в ее мыслях не появлялся.

Интересно, все ведут такую двойную жизнь?

* * *

Собираясь домой после занятия по игре на гобое, Ван Ыок заметила, что у шкафчиков не осталось никого, кроме Билли Гардинера. И он, как оказалось, смотрел на нее.

– Ну что, ты нашла, что искала?

Он не мог говорить с ней. Билли Гардинер никогда не оставался после уроков, чтобы поболтать с Ван Ыок Фан.

Он подошел на несколько шагов ближе. «Зажужжал». Вынул из кармана телефон, посмотрел на него, отключил и убрал обратно.

– То, что, как ты думала, было у тебя в платье – ты нашла это?

Билли улыбался, задавая вопрос. В своем списке важных дел популярного парня он поставил ее на первое место и даже не ответил на телефонный звонок. Внимательно смотрел на нее. Не в духе «прости, что задел тебя, когда проходил мимо», и не в духе «оглядывал толпу и не собирался смотреть на тебя», и не в духе «не знаю, кто ты». Нет, он смотрел ей прямо в глаза. Ждал ответа. Готов был слушать.

– Нет, – сказала она. – Не нашла.

И ушла.

– Как мило, Ван Ыок, – тихо проговорили комментаторы в голове. – Именно так и нужно себя вести, когда с тобой говорит парень твоей мечты.

– Ага, отличный был ход, но что это? Смотрите, она уходит!

– Она капитулирует.

– Она…

– О, да заткнитесь вы уже, – пробормотала она.

2

Два стука в стену ее спальни. Это Джесс из соседней квартиры. Кофе? Три удара в ответ. Уже иду.

Ее отец ушел на работу, так что в кухне ее встретил лишь суровый взгляд матери.

– Пока, ма, – сказала она, поднимая со скамьи упакованный ланч.

– Хватит тратить свое время впустую с Джессикой, – ответила ей на вьетнамском мама.

Дома они всегда говорили на вьетнамском. Мама едва могла говорить по английски, на самом базовом уровне, которого было достаточно, чтобы выживать. Удивительно было, что она вообще могла на нем говорить, учитывая, что двадцать недель занятий были больше двадцати лет назад. Ван Ыок то и дело предлагала маме научить ее еще чему нибудь, но она лишь отмахивалась. Слишком поздно, слишком поздно. И, наверное, была права. По работе она сталкивалась лишь с вьетнамками, общалась с ними же, ходила за покупками во вьетнамские магазины на Альберт стрит… не так уж и нужен был ей английский. Особенно, когда у нее растет дочь, которую всегда можно попросить перевести.

– Мы только быстро выпьем кофе, мама. Иначе я приду слишком рано. А нам нельзя приходить слишком рано.

Ее мать понятия не имела, что школа одобряет, а что нет. Тот мир казался для нее таким же далеким и загадочным, как луна. У нее был страх перед школой: ее дочь учится там по стипендии; они могут отнять эту стипендию. Козырная карта была у Ван Ыок – все коммуникации со школой велись через нее. Иногда казалось подлым и слишком простым разыгрывать эту карту, но все таки было здорово быть единственным членом семьи, говорящим на английском, хотела она того или нет.

Ван Ыок взяла банан из миски с фруктами и поцеловала маму на прощание.

Женщина кивнула в ответ и снисходительно махнула ей на дверь.

– Веди себя хорошо. Учись прилежно.

Как же сильно она ненавидела, когда мама произносила эту фразу – «Учись прилежно»! Сколько раз ей приходилось ее слышать? (Три тысячи шестьсот раз, она считала. Плюс минус.)

Ван Ыок пошла к Джесс, двенадцать больших шагов по бетонному полу коридора, а когда они были маленькие, шагов было шестнадцать. Металлическая дверь ширма открыта, кофе готов. Родители Джесс, служащие уборщиками в местной государственной больнице, работали в утренние смены и уже давно ушли.