Но теперь придется забыть про смог.

На экране возникло распростертое тело партнера Геральда (теперь, очевидно, уже бывшего партнера). Позади можно было различить алый занавес. Лицо Мэтью Колбена, цветом обычно напоминавшее разбавленное кьянти, сейчас казалось багровым – точь-в-точь прозрачный пакет, доверху заполненный кроваво-красным вином.

Камера отъехала, стала видна часть комнаты. Теперь можно было разглядеть лежащего человека полностью. Мэтью, обнаженный, распростерся на спине; вытянутые вдоль тела руки и широко расставленные ноги крепко привязаны к необычному столу, по форме напоминавшему букву «Y». Половой член Колбена, словно разомлевший жирный червь, покоился на левом бедре.

Стол такой формы, очевидно, предназначался для того, чтобы можно было стоять между раздвинутых ног привязанного к нему человека.

Если не считать этой детали интерьера, комната казалась пустой. Пол был покрыт кроваво-красным ковром. Камера описала круг, чтобы показать скрывающий стены помещения занавес того же цвета, затем взмыла вверх, и зрители увидели всю сцену, снятую с высоты потолка. Голова Мэтью покоилась на черной подушке. Он поднял глаза и расплылся в глупой ухмылке. Казалось, пленника ничуть не беспокоило, что он лежит здесь связанный, совершенно беззащитный.

Из предыдущих эпизодов было ясно, почему он не испытывает страха. В фильме прослеживались все стадии, через которые Мэтью пришлось пройти, прежде чем его приучили к подобной реакции от беспомощного ужаса до нетерпеливого ожидания грядущих утех.

Чайлд знал, что сейчас произойдет, потому что уже видел этот фильм. Мускулы его живота свела судорога, он почувствовал леденящий холод и тошноту.

Колбен вновь расплылся в ухмылке, и Геральд, не сдержавшись, пробормотал:

– Ах ты, дубина! Идиот несчастный!

Человек, сидящий справа от него, повернул голову:

– Вы в порядке, Геральд? Вы что-то сказали?

– Нет, ничего, комиссар.

Геральд почувствовал, как съеживается его плоть в инстинктивном стремлении спрятаться от угрозы.

Кроваво-красная драпировка раздвинулась. Крупным планом было показано лицо, сначала во весь экран темно-голубой глаз с длинными ресницами, потом прямой узкий нос, широкие и полные ярко-красные губы. Неестественно ровные, ослепительно белые зубы раздвинулись, показался розовый язычок. Он скрылся, затем высунулся вновь, словно жало змеи. Капелька слюны скатилась на подбородок.

Камера отъехала. Чья-то рука раздвинула портьеру шире, и в комнату вошла женщина. Роскошные прямые черные волосы ниспадали до пояса. На лицо густо наложен макияж: веки с искусственными ресницами, подкрашены синим, зеленым, красным и черным; скулы подведены голубым. В носу сверкает крошечное золотое колечко. Зеленая ткань, прикрывающая тело, так невесома и прозрачна, что женщина кажется обнаженной. Но она решила избавиться от этой последней условности, развязала ленточки на шее и поясе и выскользнула из халата.

Камера приблизилась и неторопливо исследовала стройное тело незнакомки. Глубокая впадина у основания шеи, выдающиеся ключицы. Полные, но небольшие высокие груди конической формы с длинными заостренными сосками, торчащими, словно маленькие стрелы. Широкая грудная клетка, впалый живот, довольно узкие бедра. Трудно было сказать, повернулась сама женщина или камера описала круг, потому что объектив находился очень близко от объекта съемки. Гладкие округлые ягодицы – как пара гигантских сваренных вкрутую яиц, очищенных от скорлупы.

Зрителям продемонстрировали узкую талию и овальные ляжки незнакомки, затем камеру направили вверх. На экране мелькнул потолок, покрытый материалом, своим цветом похожий на налитый кровью глаз алкоголика, потом объектив прошелся по внутренней стороне белоснежной ляжки. Очевидно, в этот момент она широко развела ноги.