— Да все и так знают, что произошло. Кому нужно это вскрытие? Но как втолковать это цветным? Когда выяснится, что он умер от передозировки, они все равно обвинят в смерти нас. Вот увидите.

Повернувшись на каблуках, она направилась в кухню.

— А лимонад? — напомнила Барбара, услышав, как за Сузи закрылась дверь.

Оставшись одна, Барбара без помех дочитала статью. Покойный, как было установлено, был начальником производства в компании «Горчица и пряности Малика». Владельцем компании был местный бизнесмен Акрам Малик, являвшийся еще и членом муниципального совета. Через восемь дней, считая со дня смерти (которая, по заключению судмедэксперта, наступила в ночь с пятницы на субботу, то есть почти за двое суток до приезда Барбары в Балфорд), мистер Кураши должен был вступить в брак с дочерью Малика и, следовательно, стать зятем местного политического активиста Муханнада Малика, который после обнаружения тела возглавил уличные выступления с требованием провести расследование. И хотя расследование было начато незамедлительно, о причине смерти до сих пор объявлено не было; поэтому Муханнад заявил, что влиятельные члены пакистанской общины возьмут следствие под контроль: «Мы были бы последними глупцами, притворяясь, что не осознаем смысла формулировки «установление истины», когда дело касается выходцев из Азии».

Барбара отложила газету, когда Сузи вновь появилась перед ее столиком со стаканом лимонада, в котором виднелся единственный обещающий прохладу и покрытый пузырьками кусочек льда. Поблагодарив девушку кивком, Барбара вновь уткнулась в статью в надежде найти еще что-нибудь интересное. Ей надо было подумать.

Она почти не сомневалась, что Таймулла Ажар также был «влиятельным членом пакистанской общины», одним из тех, кто, по утверждению Муханнада Малика, должен был выступить в поддержку выдвинутых требований. Ажар уехал из Лондона почти сразу же после обнаружения трупа. Он уже здесь, и Барбара была уверена, что их встреча — лишь вопрос времени.

Вряд ли он обрадуется ее желанию вмешаться в его взаимоотношения с местной полицией. До Барбары вдруг дошло, насколько самонадеянна она была в своей уверенности, что у Ажара возникнет необходимость в ее посредничестве. Он интеллигентный человек — университетский профессор, а поэтому должен был понимать, во что собирается ввязаться. А может, и нет?

Барбара, водя пальцем по запотевшей поверхности стакана, вспоминала: все, что ей известно о Таймулле Ажаре, она узнала из разговоров с его дочерью. Когда однажды Хадия сказала: «Вчера вечером папа был на занятиях», она решила, что он студент. Вряд ли на нее повлияло сложившееся убеждение, что выходцы из Азии приезжают в Англию лишь для учебы. Он выглядел как студент. Поэтому, когда Барбара узнала, что он профессор микробиологии, ее удивление скорее подогревалось желанием узнать его возраст, чем фактом, что стереотипы имеют исключения. Ему было тридцать пять, и он был на два года старше Барбары. В это было трудно поверить, поскольку выглядел он лет на десять моложе.

Возраст возрастом, но Барбара понимала, что существует некая naivete,[9] сопутствующая профессии Ажара. Наука, которой он занимался, создавала вокруг него некую башню из слоновой кости, защищавшую от реальностей повседневной жизни. Все его мысли и заботы были сосредоточены на лабораторных экспериментах, лекциях и недоступных для понимания простых смертных публикациях в научных журналах. Тонкости полицейского расследования будут для него настолько же непонятными и странными, насколько непостижимыми и диковинными ей покажутся бактерии, которые можно разглядеть только под микроскопом. Университетская жизнь — с ней Барбаре пришлось столкнуться при расследовании одного из дел прошлой осенью в Кембридже — не имела ничего общего с работой полиции.

В ее профессии внушительный список опубликованных работ, участие в конференциях и наличие ученой степени не имели такого значения, как опыт и чутье при расследовании убийств.