|
Они предвкушали, как будут вместе наслаждаться закатами, готовить на гриле. Приглашать друзей.
Просто счастливо жить.
Само собой, все сложилось иначе. На последней стадии ремонта жены сыновей рассорились до такой степени, что не желали видеть друг друга ни в коттедже, ни где-либо еще. А поскольку Мелисса не собиралась принимать чью-либо сторону и заняла нейтральную позицию, то в конечном итоге ни с кем не испортила отношений, однако все заметно охладели к ней. В конце концов все пошло прахом. В какой-то момент они просто перестали приезжать на выходные, а в отпуск предпочитали летать куда-нибудь на юг, вместо того чтобы проводить недели в мягком, но влажном климате северного побережья Англии и дышать сыростью уединенного домика. Мелисса могла их понять.
Вплоть до весны этого года она каждую пятницу отправлялась на побережье и возвращалась в воскресенье вечером. Делала так просто потому, что у них был дом и кому-то нужно было за ним присматривать. Кроме того, она сама нуждалась в смене обстановки. Ей нравилась работа в секретариате начальной школы, и в течение дня Мелисса помногу общалась с людьми, особенно с детьми – и детям принадлежало ее сердце. Но дома она оставалась одна, а выходные и вовсе тянулись бесконечно. Ей не хотелось торчать в душной квартире в центре Халла, поэтому она садилась в машину, выезжала к просторам побережья и в течение двух дней усердно трудилась в доме и в саду. По счастью, всегда находилось какое-нибудь занятие.
То обстоятельство, что Мелисса неделями не выезжала на побережье и в эти выходные – солнечные, впервые в этом месяце – опять едва не осталась в городе, было связано с тем странным чувством, которое преследовало ее с некоторых пор и внушало тревогу. Ей казалось, что за ней кто-то наблюдает. И что хуже всего, она не могла понять, имелись ли у нее основания опасаться за свой рассудок.
Первые признаки старческого маразма? И это в пятьдесят девять лет?
Непонятно было, откуда взялось это чувство. Никто ей не угрожал и не пытался напасть. Просто… Как-то поздним вечером Мелисса выглянула в окно и увидела кого-то под фонарем на другой стороне улицы; ей показалось, что он смотрел в ее сторону. Мелисса мгновенно отпрянула от окна, а через некоторое время, когда она, затаив дыхание, снова посмотрела на улицу, там никого не оказалось. В другой раз ей пришлось задержаться на работе, и когда она выходила, по парковке расхаживал какой-то человек, курил и, очевидно, следил за выходом из школы. Едва завидев Мелиссу, он растоптал сигарету и поспешил прочь.
Кто-то дважды звонил ей по телефону, но когда Мелисса отвечала, неизвестный молча клал трубку.
Мелисса набралась храбрости и рассказала обо всем соседу, но тот предположил, что она просто сгущает краски.
– Кто-то ошибся номером, вот и всё. Думаете, со мной такого не происходит? А что до ваших наблюдений… что кто-то стоит ночами под фонарем, возможно, не имеет к вам никакого отношения. А тип перед школой просто кого-то ждал… По-моему, вы пугаетесь собственной тени!
Мелисса попыталась беззаботно рассмеяться.
– Может, вы и правы. Я слишком много времени провожу в одиночестве, вот и лезет в голову всякая дурь!
– И не стоит вам каждые выходные проводить в этом пустом доме, – посоветовал сосед.
Мелисса тотчас встревожилась.
– Почему? По-вашему, это небезопасно?
Сосед, спокойный мужчина лет сорока, уловил панику в голосе Мелиссы и был явно сбит с толку – и обеспокоен.
– Нет. Просто я подумал, когда человек совсем один в глуши, многое начинает казаться подозрительным. Слышатся странные звуки, и порой видится то, чего на самом деле нет. У вас встревоженный вид, миссис Купер. Может, вам стоит выписать какие-нибудь успокоительные?
Ну вот, именно этого Мелисса и опасалась. В ее случае встревоженный вид, вероятно, был вежливой альтернативой напряженному или странному. |