Падильо стал темным блондином. С правой стороны появился пробор, где сквозь волосы проглядывала розовая кожа. Фрау Коплер осмотрела свою работу.
— Может, маленький прыщик на подбородке, какие бывают от плохого пищеварения. — Палец ее нырнул в какую-то коробочку и прижался к подбородку Падильо, и он приобрел прыщик в довершение к опухшему, нездорового цвета лицу, редеющим волосам и желтозубому незакрываюшемуся рту. Падильо встал. — Шагайте тяжело. Человек вашей наружности при малейшей возможности старается избегать тягот военной службы.
Падильо прошелся по комнате, подволакивая ноги.
— Сразу видно, что ты отдал армии тридцать лет жизни, — прокомментировал я.
— Думаете, я сойду за старого служаку, сержант? — И голос-то у него изменился.
— За красавца тебя не примешь, но ты стал другим.
— Если б у нас было побольше времени... — Фрау Коплер обмахнула стул и вздохнула.
— Следующий.
Я сел, и она занялась мною.
Щеки у меня стали более загорелыми, чем у Падильо, но с такими же венами. Появились аккуратно подстриженные усики, круги под глазами и маленький, но заметный шрам у правой брови.
— Лицо воспринимается так же, как картина, — пояснила фрау Коплер. — Взгляд автоматически поднимается в верхний левый квадрат. Там мы помещаем шрам. Мозг регистрирует его, взгляд перемещается ниже и утыкается в усы. Вновь неожиданность, потому что разыскиваемый не имеет ни шрама, ни усов. Просто, не так ли?
— Вы мастер своего дела, — похвалил я фрау Коплер.
— Лучший из лучших, — добавил Вольгемут. — С двумя другими такая тщательность не нужна, поскольку их знают только по фотографиям. А теперь мы должны сфотографировать вас для удостоверения личности.
Мы попрощались с фрау Коплер. Когда мы уходили, она сидела за туалетным столиком и задумчиво смотрела на себя в зеркало.
После того как мы сфотографировались, Вольгемут пригласил нас на ленч. Ели мы осторожно, помня о каучуковых прокладках, которые фрау Коплер поставила в наши рты. Впрочем, проблем с ними было не больше, чем со вставной челюстью. Они не скользили и не елозили, но все равно ощущались инородным телом. Наверное, поэтому мы налегали не так на еду, как на питье, благо Вольгемут угощал нас отменным вином.
— Знаете, герр Маккоркл, я давно уговариваю Майка остаться и поработать с нами. В его довольно-таки сложной профессии ему практически нет равных.
— У него есть работа, — ответил я. — Между поездками.
— Да, кафе в Бонне. Прекрасное прикрытие. Но теперь, боюсь, толку от него — ноль. Майк раскрыт.
— Это не имеет значения, — вмешался Падильо. — После моего возвращения они не пошлют меня даже за кофе в уличное кафе. Я на этом настою.
— Ты еще молод, Майк, — улыбнулся Вольгемут. — У тебя богатый опыт, первоклассная подготовка, ты знаешь иностранные языки.
— У меня недостаток воображения. Иногда мне кажется, что я добился бы немалых успехов, занимаясь контрабандой виски в годы сухого закона. А сейчас мог бы достаточно успешно в одиночку грабить по вторникам банки в «спальных» районах или маленьких городах. Я знаю иностранные языки, но методы мои старомодны, а может, я стал ленивым. Во всяком случае, полые монеты и авторучки, превращающиеся в моторные лодки, уже не по мне.
Вольгемут разлил по бокалам вино.
— Хорошо, будем считать, что твои прошлые успехи определялись простотой применяемых тобой методов. А не заинтересуют ли тебя отдельные поручения, разумеется, хорошо оплачиваемые?
Падильо отпил вина, улыбнулся желтыми зубами. |