– Помните, здесь вы без паспорта не существуете. А вы ведь хотите существовать? Оно приятнее.
– Вот, Перверт. – Девушка с залакированными волосами протягивает ему бланк. – Мне нужно сведений.
– Это не по-английски, он не понимает, – говорит Любиёва – Мы заполним вместе. Пишите: фамилия, адрес, место рождения, сколько лет… ой, неужели, никогда бы не подумала. Теперь откуда вы приехали, Лондон, так ведь, и сколько пробудете, три ночи. Куда вы едете потом, это я скажу: Глит. Записывайте по буквам, Г-Л-И-Т. Остальное она напишет сама. Вот, дарлинг, всё гуд?
Девушка вынимает из прически карандаш и проверяет бланк.
– О'кей, хорошо. Теперь, Перверт, эту карточку я пишу для вас, это ваша гостиничная идентьяыii, ja? Только по ней получаете ключ. Если теряете, новую не даем. А без нее ни ключа, ни завтрака, запомните.
Петворт берет карточку, на которой написано «Э. Перверт» и номер комнаты, а на обороте: «Bienvenue a Hotel SLAKA, une Hotel «COSMOPLOT». Services gratuits: transports du bagages jusqu'а et depuis la chambre; brosses a habit, aiguilles, fils; information sur la tempйrature de l'air» .
– Спасибо, – отвечает он.
– Дарлинг, проверь, любит ли его кто-нибудь, – говорит Любиёва. – Есть ли ему письма?
Девушка с залакированной прической обозревает ячейки для почты.
– Одно письмо.
– Ой, из Слаки? – удивляется Любиёва. – У вас есть здесь еще добрые старые друзья?
– Нет. – Петворт убирает письмо в карман. – Ума не приложу, кто знал о моем приезде.
– Наверное, какая-то красивая девушка, которая про вас памятует, – говорит Любиёва. – Теперь всё хорошо? Вам что-нибудь надо? Может быть, вы хотите позвонить жене, вашей темноволосой леди? Если так, скажите мне. Тут есть определенные правила, они такие бюрократчики. Надо заказывать заранее.
– Да, я хотел бы ей позвонить, – говорит Петворт.
– Ну да, вы должен передать ей страстный привет Плитплова. Я договорюсь, пока вы будете наверху. Пожалуйста, запишите номер.
Девушка с залакированной прической грохает на стойку тяжелый ключ.
– Сисси фунвси форси! – кричит она рослому лысому портье. Тот подходит, берет ключ и обвешивается багажом Петворта.
– Гидам нельзя подниматься наверх, – говорит Любиёва. – Так что вы не торопите, помойтесь, чего хотите, ая посижу здесь в креслах и еще почитаю писателя Хемингуэя. Потом вы спускаетесь, и мы занимаем дела.
– Делом? – переспрашивает Петворт.
– О, разве вы не хотите получить деньги? – кричит Любиёва. – И программу? Сказать замечания и возражения? Ой, идите быстрее, не то снова останетесь без вещей. Смотрите, он уже в лифте, скорее!
Петворт протискивается через толпу у регистрационной стойки. Полные, сильно надушенные «Ивановы» пялятся на него, хоть и непонятно, что их пленило: внешность или обвислый европейский костюм. У лифта большие бронзовые двери, украшенные барельефами, на которых изображен счастливый труд колхозников и рабочих. Портье держит дверь, чтобы лифт не закрылся. Петворт входит: из больших зеркал на него смотрят три Петворта в мешковатых костюмах «сафари» и практичных ботинках на толстой подошве. Двери медленно, судорожно закрываются, скрывая от взора мир туристов, гидов и делегаций. Лифт, скрежеща и дергаясь, ползет вверх – пышность убранства явно несоразмерна уровню технологии. Двери открываются, являя взорам мир верхнего этажа: безмолвный коридор с ковровой дорожкой посредине, вдоль стен – мраморные пьедесталы, на которых расположились вазы с искусственными цветами. |