Изменить размер шрифта - +
В комнате что-то не так, кто-то здесь побывал: зажег лампы, задернул бархатные гардины, снял с кровати покрывало. Синий чемодан открыт, пижама распростерта на кровати в позе человека, которого в процессе обыска прогладили паровым катком. Петворт стоит и смотрит, думая о мужчине в плаще и шляпе, о горничных в коридоре, о «жучках» в розах и камерах в зеркалах, о наблюдателях под крышей.

Снаружи, в темноте, где творятся темные дела, начинается трезвон: бьют часы на правительственных зданиях и колокольнях. Петворт садится на кровать, берет тяжелую телефонную трубку и подносит к уху. В тот же миг, с последними отзвуками башенных часов, телефон начинает звонить.

– Та? – говорит Петворт.

– Ха, – произносит бесполый голос. – Желаете позвонить в Англию?

– Та, – отвечает Петворт.

– Не вешайте трубочку, – говорит голос. – Я попытаюсь набрать номер.

В хитросплетениях международных проводов начинает твориться что-то странное. В трубке звучат разные голоса, они задают друг другу вопросы, слышно, как набираются номера, соединения устанавливаются и рвутся, шум и избыточность, избыточность и шум. Потом средь статического треска возникает голос: «Алло, Слака, какой номер вы набираете?» Выговор отчетливо британский. Голоса на линии совещаются. Петворт сидит на кровати и думает о маленьком, довольно современном домике на конечной остановке автобуса в Бред-форде. Сейчас там идет по телевизору ночной выпуск новостей, отблески экрана падают на когда-то модную мебель. Слышатся длинные, тоскливые гудки. Петворт представляет себе, как жена устало поднимается с когда-то модного дивана и идет к аппарату. Длинные гудки продолжаются. В знакомый образ вторгается нотка сомнения, тень загадки. Его темноволосая жена ведет замкнутый, размеренный образ жизни, она никуда не ходит по вечерам.

– Простите, Слака, – говорит через некоторое время британский голос. – Ваш номер не отвечает.

– Не отвечает? – кричит Петворт.

– Нет, – говорит бесполый гостиничный голос. – Пожалуйста, положите трубочку.

Петворт в недоумении кладет трубку и оглядывает темный гостиничный номер, теперь вдвойне чужой и одинокий. Расстояния и впрямь вносят какую-то отчужденность в привычные отношения, старые гостиничные номера, как старые печальные песни, навевают тревогу и тоску, ощущение заброшенности и вины. Они – идеальное внешнее выражение щемящего внутреннего беспокойства. Душевная пустота особенно привычна там, у кого изначально души не так много. Петворт сидит на кровати, щель на потолке кажется шире, всюду поблескивают зеркала, изображение женской ноги в туфельке смотрит с противоположной стены. Он уже собирается встать, когда телефон начинает звонить снова.

– Алло, – говорит Петворт, снимая трубку. – Это ты?

– Это я, – отвечает голос. – Кто вы?

– Петворт, – говорит Петворт.

– Да, Петворт, – произносит голос. – Вы одни?

– Совершенно, – отвечает Петворт.

– Простите, – говорит голос, – может быть, с вами кто-то есть?

– Нет, никого, – отвечает Петворт. – Это Плитплов?

Долгое молчание в трубке, потом голос говорит:

– Возможно, кто-то вроде. Просто добрый старый друг.

– Ясно, – произносит Петворт.

– Разумеется, сейчас мы не можем говорить, – продолжает голос Плитплова или кого-то вроде. – Вы знаете, надо быть осторожным. Это не такая хорошая ситуация. Однако у меня есть сообщение от того, кого вы упомянули.

Быстрый переход