— Так что же, Баст?

— Я… я не знал. Я не мог даже представить… — Удивленное выражение на поднятом вверх лице испанца быстро сменилось смущенным разочарованием. Картина, открывшаяся его глазам, была достойна осуждения. Благородный мужчина не станет снимать камзол, а тем более жилет и рубашку в присутствии дамы, если они не находятся в близких отношениях. И несмотря на то, что дамы французского двора и высшего света принимали визитеров как мужского, так и женского пола, находясь в дезабилье и наслаждаясь сплетнями, в то время как их одевали служанки, такое развлечение подходило лишь замужним женщинам, но не молоденьким девушкам, тем более ночью. Появившись в таком виде, они в открытую заявили о существующей между ними связи.

— Теперь ты все знаешь, — спокойно проговорил Морган.

— Да. — Хуан Себастьян выпрямился с гордостью истинного дворянина, кем он, если верить слухам, и являлся на самом деле. — Я хочу пожелать вам спокойной ночи.

Он произнес эти слова с такой печалью и горечью, что у Фелиситэ сжалось сердце. Ей захотелось окликнуть Хуана, уже повернувшегося к ним спиной, и все ему объяснить. Однако, подумав, что ей нечего рассчитывать на то, что кто-то может понять ее хотя бы отчасти, и представив, что ждет ее впереди, Фелиситэ с застывшим выражением лица поспешно вернулась в дом.

Морган последовал за ней. Он с непроницаемым видом наблюдал, как она взволнованно ходит по комнате, стараясь не приближаться к дверям, ведущим в спальни.

— Насколько я понял, — проговорил он, растягивая слова, — тебя бы больше устроило, если бы я не приказал Басту уйти, так?

Фелиситэ бросила на него сердитый взгляд.

— Меня бы устроило, если бы вы не заявляли столь откровенно о том, что находитесь в этом доме.

— Не понимаю, почему это так важно.

— Ещe бы, где вам понять. Ведь это не вас заклеймили, как шлюху.

— И не тебя тоже. Баст вряд ли станет болтать всем подряд, что видел меня здесь. — Голос Моргана казался исполненным сдержанной досады.

— Ему не понадобится это делать. Я не удивлюсь, если половина города уже все знает.

— В таком случае мы ничего не сможем поделать. Интересно, почему ты не беспокоилась об этом до тех пор, пока не увидела Баста. Может, ты больше переживаешь о потерянном поклоннике, чем из-за того, что лишилась чести и уважения?

— Мне нечего рассчитывать, что вы поймете мои чувства. — Глаза Фелиситэ холодно блеснули. — Вы же наемник, так давно променявший честь на деньги, что уже успели забыть, как без нее живется на свете.

— Ты не ответила на мой вопрос, — напомнил Морган. На его скулах заходили желваки.

— Почему я должна это делать? Вы надругались над моим целомудрием, подчинили меня себе. Вы позаботились о том, чтобы меня порицали и презирали как изменницу и развратную женщину. Из-за вас и тех, кому вы служите, арестовали моего отца, запретив ему с кем-либо встречаться, как будто он уже умер для всех окружающих. Мой брат бежат, дом, в котором я живу, и все мое имущество описаны для конфискации и его наверняка отберут. По какому праву вы задаете мне вопросы? Как вы смеете это делать?

— Я предлагал тебе возмещение убытков, — напомнил Морган, — и безопасность в будущем.

— Возмещение? Безопасность? Это все равно, что говорить о вознаграждении и безопасности человеку за тюремными стенами которого арестовали неизвестно за что!

— Мне жаль, что ты так считаешь.

— А чего еще вы могли от меня ждать?

— Может быть, благодарности? — предположил он.

— Благодарности? — возмутилась Фелиситэ.