|
В столице, в отличие от родного провинциального города, всегда находилось чем заняться, здесь постоянно что-то происходило, куда-то срочно нужно было ехать, что-то делать, с кем-то встречаться… Для Голубева началась та самая круговерть, то самое бурное течение жизни, к которым он всегда так стремился. На что хотел – на то и налетел, как говаривала его покойная бабушка.
Голубев как раз приходил в себя после успешно закончившихся важных переговоров с индийцами в своем новом кабинете – в офисе на семнадцатом этаже престижного бизнес-центра, когда в кармане пиджака зазвучала электронная версия Yellow submarine. Престижная модель Nokia предназначалась для самых близких людей. Кроме секретарей, помощников, заместителей и прочих членов его команды, в записной книжке этого телефона значились только еще два номера. «Инеска, что ли? – удивился Леонид. – Вроде для нее еще рано…» Но на экране высветилось другое имя. – Привет рабочему классу! – раздался из трубки сочный бас Жорки. – Ни от чего не отрываю? – Ты как раз вовремя, – Леонид был очень рад слышать голос старого друга. – Как делищ-щи? Как вы там живете-можете? – Да вот, сижу, думаю – что-то с Жоркой давно не виделся… – Дык, давай пересечемся, какие проблемы! Я все выходные дома, ни одной плановой операции, тьфу-тьфу-тьфу, нет. – Георгий заведовал хирургическим отделением в детской больнице. Голубев быстро проскролил страницы электронного ежедневника. – И у меня завтра вся вторая половина дня свободна. Можем вместе пообедать или поужинать. Мне тут Инесса такое симпатичное местечко показала… – Ленька, ты же знаешь, ну не люблю я этих твоих кабаков! Ни тебе расслабиться, ни прилечь, ни ремень на пузе расстегнуть… – Тогда давай ко мне! Возьмем вина, закажем еды какой-нибудь вкусной из ресторана… Хочешь – приезжай один, хочешь – с Людмилой. – Нет, давай уж ты к нам! А то Дашка собралась на выходные нам своих архаровцев подкинуть. А Людмилка уже пироги затеяла… При упоминании имени жены в его голосе прозвучала особая нежность. После тридцати лет совместной жизни Жора продолжал любить супругу. Ни его горячая южная кровь, ни бытовые неурядицы, ничто другое не охладило этой любви. – Ладно, уболтал, черт речистый! – улыбнулся Голубев. С Георгием Латария они были знакомы чуть не с рождения – еще на одном горшке сидели, как выражался Жорка. Их отцы были лучшими друзьями, бок о бок работали на Заводе, были неразлучны, женились на подругах, и сыновья у них появились почти одновременно – Леня был моложе Жоры всего на полгода, но с детства привык относиться к нему как к старшему. Учились они в разных классах (рожденный в августе, Георгий пошел в школу на год раньше), но вне школы постоянно общались до тех пор, пока не подросли. Тут их дороги разошлись. Отец Леонида, человек способный и очень целеустремленный, сумел пройти путь от простого инженера до главного, и юный Голубев собирался продолжить семейное дело, с детства даже не представляя себе иного будущего. А балагура и всеобщего любимца Жору постоянно кидало из крайности в крайность – то он, насмотревшись кино, собирался идти служить в милицию, то вдруг всерьез увлекался историей и в конце концов, где-то классе в девятом, заявил, что хочет стать врачом, причем учиться будет не где-нибудь, а в Москве. Сначала друзья и родные отнеслись к новой идее Жорки как к очередной блажи – и напрасно. Парень окончил медучилище, потом уехал в столицу и трижды брал штурмом облюбованный институт, работая между вступительными экзаменами санитаром в психиатрической больнице. На третий раз ему повезло. Везло и дальше. После вуза и ординатуры Георгий остался в столице, устроился в неплохую клинику, получил комнату, женился на хорошенькой москвичке Людочке, обзавелся двумя детьми – сыном и дочкой и по сей день был вполне доволен своей судьбой, несмотря на все трудности, кото-рые переживала российская медицина. |
