— Но вы это только что сказали! — настаивал он.

— Вы должны признать, что на практике вы лично мне часто доказываете как раз противоположное.

— Я ничего не хочу признавать. Запомните, порыв не играет никакой роли в том, что я делаю.

— Позвольте вам не поверить! Неужели вы говорите это всерьез? А как же объяснить некоторые ваши поступки? Например, мое похищение из дома тети? И то, что вы заставили меня стать вашей… то есть остаться с вами? И то, что вы увлекли меня с собою в погоню за Клэр, увезя из монастырской школы? Вы никогда не заставите меня поверить, что все это было сделано преднамеренно, по заранее составленному плану и с расчетом.

— А почему бы и нет?

— Тогда от такого хладнокровия мне становится просто жутко!

— О, я никогда не заявлял, что все это было сделано мной рассудочно и хладнокровно. Напротив, бывали такие моменты, когда меня охватывали чувства, совершенно далекие от хладнокровия, — насмешливая улыбка тронула губы Рольфа, — если вы имеете ввиду то, что случилось между нами… нашу интимную близость… там, в первый раз, в охотничьем домике… Ну что ж, я вам скажу всю правду. Я хотел вас и решил, что вы будете моей с первой минуты нашей встречи, с той минуты, когда заключил вас в объятия во время танца на балу в особняке мадам Делакруа. Ваша девственность была полной неожиданностью для меня. Но я не уверен, что это обстоятельство остановило бы меня, знай я о нем заранее.

Наверное в его поведении по отношению к ней было что-то чересчур самонадеянное и независимое или ее состояние было вызвано одним-единственным неверным шагом Рольфа — каким-нибудь словом, взглядом или движением, — Анджелина не знала.

Но как бы то ни было, она испытывала чувство подавленности. Онемев, ощущая свою полную уязвимость и зависимость от него, она отвернулась в сторону, пряча лицо.

— Вам вовсе нет нужды так переживать и бледнеть, становясь похожей на белую лилию. Вы ни в чем не виноваты.

Анджелина вскинула голову.

— А я в этом и не сомневаюсь!

— Не сомневаетесь? Ну тогда я объясняю резкую смену вашего настроения тем, что вы переутомились, не окрепнув еще после болезни, и поэтому вам следует срочно вернуться в карету.

— Как вы внимательны, сэр! — воскликнула Анджелина строптиво, несмотря на ощущаемую ею во всем теле предательскую слабость, свидетельствующую о том, что принц был недалек от истины. Нежелание Анджелины признать его правоту проистекало от того, что зажегшийся вдруг в глазах Рольфа знакомый огонь рождал в ней чувство неуюта и тревоги.

— Даже более чем вы предполагаете, — ответил он тем временем на ее восклицание. — О чем свидетельствует мое намерение не оставлять вас одну.

— Вы… вы хотите сказать, что поедете вместе со мной в карете?

— Я вижу, что подобную перспективу вы воспринимаете с энтузиазмом… и с тревогой.

Кровь прилила к щекам Анджелины, но она старалась не замечать этого.

— Я не уверена, что в состоянии… в состоянии продолжать путь.

— Тогда я буду настаивать на этом. Ради вашего же благополучия, конечно.

— Настаивать? Но зачем вам это надо? Поверьте мне, мое отсутствие среди вас вовсе не задержит вашего продвижения вперед. Как раз, наоборот…

— Это по-вашему. А что до меня, то я уверен в обратном.

Он открыто смеялся над ее отчаянными усилиями пропустить мимо ушей его прозрачные намеки.

— Вы… вы вплотную приблизились к Клэр. Может быть, вам и вашей гвардии следует сейчас поднажать, оставить карету позади — и меня, конечно, в ней — и броситься вперед. А позже вы подберете меня по дороге.

— Думаете, я позволю вам путешествовать по Ничейной Земле в сопровождении одного Густава?

— А разве мы уже на Ничейной Земле?

— Мы уже углубились в нее миль на десять.