— Передайте мне мой кинжал, сеньорита!

— Разрешите я его вымою, — произнесла Анджелина холодно-вежливым тоном. Оба играли друг у друга на нервах, сама Анджелина научилась этому у Рольфа. Лично она пыталась выиграть в этой игре время.

Анджелина погрузила кинжал в воду и начала соскабливать с него следы запекшейся крови, размышляя над тем, можно ли рассчитывать на чувство обязанности к ней мужчин, которым она оказала помощь. Надежда на это была, конечно, слабой, но, по крайней мере, Анджелина сделала все, что могла.

— Вот возьмите, — произнесла она и осторожно передала оружие в руки испанца.

Она устремила на него свои чистые серо-зеленые глаза, выражавшие полное простодушие и бесстрашие.

Во дворе неожиданно залаяла собака. Один из разбойников поднялся, направился к двери и, открыв ее, выглянул наружу. Клэр вздрогнула и проследила глазами за движениями разбойника. Она, по-видимому, находилась в трансе и не отдавала себе отчета в том, что происходит вокруг. Ее глаза неподвижно застыли, уставленные в проем открытой двери, затем, когда дверь захлопнули, веки Клэр снова опустились.

— Все в порядке, — доложил разбойник.

Беременная женщина вернулась на свою кровать, достала откуда-то из-под одеяла цитру и начала играть. Зазвучавшая мелодия была успокаивающей и удивительно нежной, звуки ее мягко растворялись в сгустившемся сумраке. Трое раненых, повалившихся на свои матрасы, лежавшие на полу позади кровати игравшей на цитре женщины, громко храпели, забывшись тяжелым сном от большого количества выпитого виски. Другие завернулись в одеяла, подставив спины поближе к огню; за столом оставалось всего несколько человек, которые ожидали своей очереди, чтобы заступить в караул.

— Вы все сделали превосходно, большое спасибо, — похвалил испанец Анджелину.

Она опять повернулась к чану с водой, вымыла в нем руки и вытерла их о тряпку, которая была, похоже, прежде льняной мужской рубашкой.

— Любой на моем месте сделал бы то же самое, даже вы.

Дон Педро пожал плечами.

— Пожалуй, если бы мне захотелось это сделать. Но лично я не ожидаю внимания ни с чьей стороны, когда бываю болен. Почему такое внимание или чью-либо помощь должен ожидать кто-то из моих людей?

— Вы что, стоик? Или вам так везет, что у вас не было тяжелых ранений?

— Вам стало жаль моих ребят? — ответил вопросом на вопрос испанец тихим, мурлыкающим голосом, — настало время проявить сочувствие и ко мне.

Анджелина взглянула на него вопросительно.

— Так вы тоже ранены и скрываете это от всех?

— Да, я кое-что скрываю, хотя это не рана, — слова были произнесены угрюмым тоном, без тени веселья, хотя в его странного цвета глазах сквозило выражение плотоядной радости от приближения долгожданной минуты.

Он был всего в шаге от Анджелины, и эта близость была пугающей, другого слова не подберешь, Анджелина физически чувствовала исходящую от него угрозу. Возможно, из-за вспышки его бешеного гнева там на лесной поляне, когда атаман внезапно на глазах у всех убил человека, или по причине его полной бессердечности даже к своим людям, выразившейся в том, что он бросил тяжелораненых на погибель, а, может быть, из-за очевидности дикого безжалостного нрава испанца, проявившегося в жестокой расчетливой игре с ней, Анджелиной, — Анджелина вдруг осознала, что так боится его, как не боялась ни одного человека в жизни. Отсутствие видимых проявлений жестокости или страсти к ней не могли сбить девушку с толку, обмануть ее. Более того, ее страх постоянно возрастал, потому что она не могла понять, что он собирается делать, каков будет его следующий шаг.

Она глядела на него, не в силах отвести взор, как загипнотизированная змеей птичка. Испанец, не сводя с нее глаз, взял из рук Анджелины тряпку, о которую та все еще вытирала руки и вцепился костлявыми пальцами в ее запястье.