– Ну и, естественно, остались зубки. Пятнадцать укусов на спине, бедрах и ягодицах, почти все нанесены после смерти, на голое тело.

– Как у Альбертини Фабианы и Санджорджи Франчески, – повторяет Грация и вдруг застывает, как вкопанная.

Доктор, приоткрыв рот, склонился к голым ягодицам девушки, и у нас обоих, я уверен, возникает четкое впечатление, что он сейчас приложит свои зубы к оставшимся синякам.

Но он внезапно поворачивается к нам, улыбается:

– В данный момент я больше ничего не могу вам сказать. Сейчас произведу вскрытие. Хотите присутствовать?

– Сперва он долдонил одно и то же: «Роберто Баджо» да «закон Мартелли»… теперь, правда, выучил пару слов по-итальянски.

Старший инспектор Витали надевает пиджак. Край рубашки торчит из штанов, и Витали, заметив, что я на него смотрю, быстро сует руки в карманы, одновременно поправляя перстень, почти сползший с пальца. Витали вертится вокруг стола в иммиграционном отделе, делает вид, будто роется в бумагах, пытается придать себе важности.

– Кто он? – спрашиваю я, и Витали пожимает плечами.

– А? Документов у него нет, сам он говорит, что его зовут Эмир Бен что-то там еще. Из Сенегала или из Нигерии, не знаю… Негр, одним словом. Он там, с Карлони. Хотите с ним повидаться?

Я хочу с ним повидаться. Сворачиваю по коридору, захожу в отдел регистрации, где Карлони, сидя на столе, болтает ногами. Перед ним – негр в полосатой футболке, с сигаретой в углу опухшего, изуродованного рта.

Карлони делает знак Грации, чтобы та закрыла дверь, потом шепчет, указывая на негра:

– Впору проводить служебное расследование. Он приковал парня наручниками к батарее и забил бы насмерть, если бы я не пришел. Так нельзя… Рано или поздно что-нибудь стрясется, и весь отдел окажется в дерьме. Я всегда говорю: наше дело – регистрация…

Я хватаю стул, хочу оседлать его, положить подбородок на спинку, но стул с подлокотниками, и приходится сесть как следует, откидываясь назад. Внезапно накатывает сон, коварный, неодолимый; глаза слипаются, превращаются в щелочки. Прежде чем заговорить, я облизываю пересохшие губы.

– Вы понимаете по-итальянски? – спрашиваю я у негра, и тот энергично кивает.

– Неправда, он говорит только по-французски, однако на все вопросы отвечает «да». Ничего не понимает, но уж очень уверен в себе.

Негр снова кивает, пепел с сигареты дождем сыплется на футболку. Может, виной тому полусонное состояние, но мне кажется, что крошечные частицы сгоревшей бумаги падают на полосатую ткань легко и неспешно, словно снежинки. Да и звуки доходят до меня приглушенными, как в снегопад: Грация, стоя у двери, раскачивается с пятки на носок, постукивая каблуками; негр шумно, с присвистом курит; Карлони барабанит пальцами по столу. Его голос:

– Я вам все объясню, доктор… Этот тип спал себе один-одинешенек в печи, патрульная машина разбудила его, он увидел агентов и попытался удрать. Верно?

Негр кивает.

Карлони взмахивает руками:

– Видите? Он не понимает, но уж очень уверен в себе… Агенты, однако, его схватили и привели сюда. Он говорит, что его зовут Эмир Бен Абид и что он приехал из Сенегала, но у него, естественно, нет ни клочка документов – ни вида на жительство, ни постоянного места проживания.

– Как же нам у него спросить, что он видел или слышал?

Свой голос я тоже слышу как будто издалека. Очень хочется пить.

– А я уже спросил, инспектор… Я здесь именно потому, что говорю по-французски. Он рассказал, что в середине ночи, он точно не знает когда, но было еще темно, он услышал, как машина разворачивается на площадке перед печью, метрах в трехстах от рва, где нашли девицу.