Граф Протасов-Бахметьев уже стоял на ногах. Он улыбался.

- Откуда в вас эта глупая готовность вступить в борьбу с бесовщиной? Ведь это нелепо.

Корвин-Коссаковский схватил осиновый кол, вскинув его наперевес, как копье. Мертвец опередил его, отодвинувшись.

- Ну, полно-полно. Я ведь всё понимаю. Не гневайтесь. И все же... в наше время, когда любой щенок способен дать сто очков вперёд нам, нечисти, стоит ли утруждать себя изготовлением осиновых колов? Плюньте, ваше сиятельство. Метафизическое обоснование существования зла у Канта...

Корвин-Коссаковский перебил демона.

- Заткнись, нечисть. Надо смотреть в глаза чёрту прямо, и если он чёрт, надо называть его чёртом и не лезть к Канту или Гегелю за обоснованием. Оттого бесы и разгулялись, что вас метафизически объясняют, нет, чтоб по рогам вас, проклятых. Глядишь - и провалились бы вы в преисподнюю... - Он снова поднял кол. - Убирайся.

Протасов-Бахметьев, сиречь, Постумий Пестиферус, покачал головой и исчез.

Корвин-Коссаковский вздохнул, снова засунул кол в чехол винтовки и повесил чехол на стене, где у него висели две турецкие сабли. Потом подбросил дров в камин, разворошив кочергой угли и пепел. Пламя, сначала вырываясь из обугленных головёшек тусклыми бледными языками, потом ярко вспыхнуло и разгорелось.