Ее презрение унижало Старшого, но он стремился не показывать этого. Несмотря на мимолетное желание, он не стал поднимать дыбом шерсть на загривке. Он сжал анальное отверстие: нельзя поддаться инстинкту и вопреки желанию распустить мускусный запах волнения и растерянности. Он удержал хвост прямо – не впадая в заносчивость, но и не выказывая чрезмерного смирения. Просто держал его напряженно, неподвижной палкой: нейтральная, полная достоинства и церемонности поза.

Однако в награду за эти усилия он услышал: «Выпусти свой мускус, покажи детям, что тебе тягостно. У тебя не хватает смелости даже на это!»

Он расслабился. Брызнула, испачкав землю, струя мускуса – терпеть было невмоготу. Тяжелый запах повис в воздухе. Он был взбешен, так как тем самым обнаружил и продемонстрировал свою слабость.

– Я ваш отец,– заявил он, максимально работая на этот раз хвостом.

Он гордо стеганул им по воздуху, уши встали торчком, глаза сверкнули. Но от него исходил запах страха. Его поражение было очевидным. Подошел старший сын.

– Позволь мне разыскать брата,– сказал он, самым неуважительным образом щелкнув челюстью и дернув хвостом.

Все четверо – сестра, две дочери и сын – отправились на поиски самого молодого самца, руководствуясь запахом, исходившим от его раны. Как только они скрылись с глаз, их отец поддался неодолимому позыву опрокинуться навзничь. Какое-то время он пребывал в этом положении, слегка перебирая задними лапами. Его окатило теплой волной: он решил подчиниться обстоятельствам. Старшой перестал хорохориться и выбросил на какой-то миг из головы мысль о том, что он все еще оставался их вожаком. Но никто из сородичей не видел его в этот момент и не было рядом сына, который мгновенно схватил бы его за горло.

Он так и катался на спине наедине с безучастным небом. Затем раздалось тихое и нежное подвывание. Он задрожал, услышав скрытую в нем грусть. Его сестра вела мелодию смерти! Значит, раны оказались роковыми. Он помотал головой, чтобы прийти в себя. Затем побежал выполнить предстоящий ему жуткий долг. Скоро на его место заступит другой, но пока еще он Старшой, и проделать церемонию предстояло ему. Он остановился, подняв морду. Пусть люди слышат! Он затянул траурный гимн и гордо исполнил его до конца. Ему ответил испуганный скулеж его второго сына. Он вновь побежал рысцой и вскоре присоединился к своим, окружавшим серую массу, распростертую на земле. Их черты исказила боль, они оскалились, с отвислых губ капала пена.

Его они игнорировали. Тотчас же после исполнения своей последней обязанности он перестанет быть их вожаком. Он приблизился к своему сыну и обнюхал его: тот дрожал от холода, глаза затуманились. Его боль отозвалась в каждой клеточке тела Старшого. Он гордился им, потому что тот, несмотря на серьезный характер ран, сумел добраться до скрытого от постороннего взора места. Затем его сын глубоко вздохнул и надолго задержал взгляд на отце. Наконец он слегка приподнял морду над землей и закрыл глаза.

Старшой не колебался ни секунды. Одним свирепым движением челюстей он убил его, рванув за горло. Тело содрогнулось от этого резкого удара. Пасть широко раскрылась. Отец еще заглатывал первый кусок его разорванного горла, как тот уже умер. Тотчас же остальные окружили его, и тогда вожак понял, кто его преемник, – им оказалась сестра. Настал решающий момент; у него был выбор – либо драться, либо подчиниться. Если он выберет первое, то все четверо объединятся против него – они кипели от бешенства. Он прикинул и понял, что у него есть шанс выйти победителем. Но какой ценой! Полные ненависти оставшиеся члены семьи будут подчиняться презираемому теперь отцу скрепя сердце. Ради спасения всего им созданного он предпочел опрокинуться на спину перед сестрой.