|
В палате на шесть человек лежал вновь поступивший больной и хрипел. — Послушайте легкие, — ровным голосом предложил дежурный терапевт. — Вы первый, пожалуйста. И выразительно посмотрел на Саблина. Сергей уже понял, что что-то не так. Но при этом не смог не оценить профессионализм доктора, который привел их, студентов-несмышленышей, чтобы продемонстрировать им их же промах, однако вел себя так, чтобы никто из больных даже на миг не заподозрил: доктор ошибся. Доктор недосмотрел. Доктор не разобрался. Показывать больным ошибки врачей — недопустимо. Сергей начал слушать и помертвел: справа в подмышечной области — явный шум трения плевры! Это плеврит, очень тяжелое и при отсутствии своевременного лечения — смертельно опасное заболевание: воспаление в плевральной полости, при котором пленки фибрина покрывают и внутреннюю стенку грудной полости, и поверхность легкого. Именно поэтому, когда при вдохе поверхность легкого соприкасается с внутренней стенкой грудной полости, возникает очень характерный скрип, который трудно с чем-то спутать. Как он мог это пропустить?! Ведь слушал же! Почему так получилось? О чем он думал в тот момент, когда прикладывал фонендоскоп к телу больного в приемном отделении? Этот мужчина поступил с симптомами транзиторной ишемической атаки, и никто не знал, что у него плеврит, который пока еще находится в стадии «сухого», но если упустить, не начать вовремя лечить, то может появиться фиброзное осложнение, а может случиться, что сухой плеврит перейдет в экссудативную форму, и тогда возникнет угрожающее состояние. Он должен был услышать, он должен был обратить внимание и пригласить к больному терапевта или пульмонолога, но он этого не сделал, увлекшись неврологической симптоматикой. Однако оказалось, что и это еще не всё: доктор в присутствии интернов провел осмотр больного, после чего стала очевидна еще одна ошибка интерна Саблина, куда более серьезная. Симптоматика свидетельствовала не о транзиторной ишемической атаке, а об остром нарушении мозгового кровообращения, а это — прямое показание для помещения больного в реанимацию, а не в отделение неврологии. Как же так вышло?! Он, Серега Саблин, уже целых пять лет имеющий дело только с реанимационными случаями, направил его в неврологию, где пациенту не оказывали необходимого реанимационного пособия и где он мог просто умереть, если бы дежурный врач не перепроверил решение субординатора. Больного срочно перевели в реанимацию, а дежурный врач пришел в учебную комнату. Столько нелицеприятных, но справедливых слов Сереге не приходилось выслушивать, наверное, за все двадцать шесть лет своей жизни. Возразить было нечего. Никогда прежде Саблину не было так чудовищно, мучительно стыдно. — Вы даже не покраснели, — с неудовольствием заметил доктор. — Видимо, вам совершенно не стыдно, а ведь вы только что чуть не погубили больного своей халатностью и легкомыслием. Таким, как вы, не место в медицине. Сергей действительно не покраснел. Краснеют парасимпатики. Саблин же принадлежал к симпатикам, которые в минуты эмоциональных вспышек, наоборот, бледнеют. Он и стоял бледный, неподвижный, испытывая невероятную злость на самого себя, стыд за свою оплошность, которая могла стоить человеку жизни, и ярость на собственное бессилие, потому что ничего не мог сказать в ответ на совершенно справедливые слова дежурного врача. «Мне не место в клинической медицине. Он прав. Я, наверное, смогу стать неплохим медиком, но я никогда не стану хорошим врачом. Если я ухитрился отвлечься, пойти на поводу у первого же пришедшего мне в голову диагноза, если я позволил себе думать о чем-то постороннем, выслушивая легкие больного, и пропустить плеврит, то где гарантия, что это не повторится еще раз? Сегодня больного спасут, а потом что? Как все сложится при следующей моей ошибке? Как я смогу жить дальше с таким чувством вины, если буду знать, что из-за моего непрофессионализма умер человек, который мне доверился и на меня понадеялся? — думал Саблин. |
