Мороз мгновенно схватил спину, прокатился по спине льдистый холод, дыхание стало стыть до онемения и кашля, а потому княжич оставил кожух на плечах. Ладимира выудила из сумы свёртки чистых полотен и мешочки, подхватила корчажку, засыпав горсти снега, поставила на огонь, и когда комья подтаяли, и вода подогрелась, она вернулась с посудиной в руках, усаживаясь рядом. Сосредоточенно, чуть хмуря брови, расправила лоскуты, промочила в воде. Коротко взглянула на него, избегая зрительной связи. Всё же чувствовала неловкость.

— Подними, — попросила она, — подсаживаясь ещё ближе.

Пребран задрал подол рубахи на боку, открывая рану. Наблюдать за тем, как она промывает её, он не стал, ощущая лёгкие, но уверенные касания влажной тряпицы на коже, и прикосновения эти оказались весьма болезненными. Мягкая ткань остро царапала воспалённую кожу. Дыхание невольно застревало, а жилы взбухали и натягивались, темнело в глазах, и окружающий мир покрывался рябью. Понял, насколько всё плохо.

— Надо было раньше. Запущено, — сказала Ладимира, глядя снизу на княжича. — Моих сестёр увели в полон, — помолчав, вдруг сказала она. — Я иду просить Ярополка вызволить их, пока ещё можно нагнать душегубов.

Пребран даже поперхнулся от услышанного. Нет, ну точно рехнулась. Он воззрился на неё пристально и с укором, нахмурился, пытаясь выискать хоть толику здравомыслия, но девчонка была настроена решительно, встретила его взгляд с непреклонностью и твёрдостью. Отвернулась, полоща лоскут в воде.

— Ты серьёзно надеешься получить от него помощь? — переспросил он, ожидая чего угодно, но не этого.

Князь маленького городишки не покинет своего гнезда, чтобы вызволить кучку деревенских, а тем более, другого племени, что находится невесть в какой глуши. Да и людей своих посылать, ослабляя защиту становища, не рискнёт. Но разве поймёт это бабий ум. Жалостью думает взять или чем-то другим, тем, что недавно предлагала ему?

Лоскут снова въелся в самую рану, раздирая, казалось, плоть, словно под кожу вживляли раскалённое железо. Он скривился, но не пошевелился, перетерпливая боль. Истязания прекратились быстро. Ладимира отложила тряпку, подхватив мешочек, развязала узлы.

— Я должна попытаться… — голос её не дрогнул, но было видно, что девушка на грани, тихо проглатывала подступившие слёзы, черты её ожесточились.

— Сестёр увели, и сама сгинешь, — повторил он сказанное ранее резче. — Как бы больно и горько ни было от потери, а лучше забыть…

Ладимира упрямо дёрнула подбородком, всыпала серого порошка в ладонь, встала на колени, велев княжичу немного откинуться на подстилку. Быстро засыпала порез. Развернула длинное полотно, ловко обмотала вокруг пояса, избегая лишних случайных прикосновений.

— А ты бы забыл? — хлестнула она, словно плетью, взгляд мгновенно потускнел и замутился от тяжести дум. — Мне всё равно, — завязав тугой узел, отстранилась, стала собирать в суму вещи. — С вами или без вас я пойду в Орушь.

Пребран стиснул зубы. Девка оказалась не такой хрупкой, как это было видно снаружи, внутри таился железный стержень. Хоть и знал всего ничего, но упрямство её доводило до белого каления. Княжич мыслями возвратился к первоначальной затее — выпороть девчонку, как следует, чтобы ума прибавилось.

— Радим не пойдёт за ними, и никто и мужчин не пойдёт, слишком забот много, да и сил мало у нашего острога, людей не осталось, поэтому я пойду к князю, — сурово отрезала девушка.

Завязав узлы на суме, она поднялась с земли и, даже не взглянув на княжича, развернулась.