Изменить размер шрифта - +
Я немедленно расчистила для себя рабочую поверхность и взялась за слоеное тесто. Где то в середине процесса я уронила кусочек масла, нагнулась поднять его, чтобы никто не поскользнулся и не упал. Стоило мне податься вперед, и я поняла, что уже не могу согнуться пополам, как раньше. Ты притаилась внутри, заставив меня тоже замереть.

– Прости, детка, – громко сказала я и выпрямилась.

Теперь я думаю: возможно, именно тогда ты получила семь переломов? Я уберегла другого человека от падения, но причинила вред тебе?

 

Ты появилась на свет в начале четвертого, но я не видела тебя до восьми вечера. Каждые полчаса Шон уходил, чтобы узнать новости. «Она на рентгене. У нее берут кровь на анализ. Они думают, что у нее перелом лодыжки». В шесть часов он принес хорошие вести: «Третий тип, – сказал он. – У нее семь заживающих переломов и четыре новых, но она прекрасно дышит». Я лежала на больничной койке и безудержно улыбалась, думая, что я, наверное, единственная мать в родильном отделении, которая рада подобным новостям.

Уже два месяца, как мы знали, что ты родишься с болезнью несовершенного остеогенеза – НО. Эти две буквы алфавита прочно войдут в наш обиход. Из за недостатка коллагена кости становятся столь хрупкими, что ломаются от простого толчка, поворота, сжатия. Существует несколько типов, но только при двух переломы заметны в утробе, что мы и увидели на УЗИ. Специалист так и не смогла установить, был ли у тебя второй тип, фатальный при рождении, или третий, тяжелый и деформирующий. Я узнала, что за несколько лет ты можешь пережить сотни переломов, но сейчас меня это не волновало: впереди у тебя целая жизнь, чтобы перенести это.

Когда буран немного улегся, Шон уехал домой за твоей сестрой, чтобы она могла с тобой встретиться. Я наблюдала за доплеровским радаром: тот отслеживал передвижение снежной бури с юга, которая переходила в ледяной дождь, парализовавший аэропорты в Вашингтоне на целых три дня. В дверь постучали, и я с трудом приподнялась; по швам пробежала жгучая боль.

– Привет, – сказала Пайпер, заходя в комнату и садясь на край кровати. – Я слышала новости.

– Знаю, – ответила я. – Нам повезло.

Она помедлила, после чего улыбнулась и кивнула:

– Ее скоро принесут.

В эту секунду медсестра вкатила в палату детскую кроватку и прощебетала:

– А вот и мамочка!

Ты спала на спинке, на волнообразной пенистой клетке для яиц, которой покрыли дно пластиковой кроватки. На твоих крошечных ручках и на левой лодыжке были бинты.

Чем взрослее ты будешь, тем легче будет понять, что у тебя НО. Знающие люди увидели бы это по изгибу рук и ног, по треугольной форме лица и маленькому росту, ведь ты никогда не вырастешь выше трех футов, но тогда, даже с твоими бинтами, ты выглядела безупречной. Кожа бледно персикового цвета, крошечный ротик, похожий на малинку. Пушистые золотистые волосики, ресницы длиной с мой ноготь. Я хотела прикоснуться к тебе, но, опомнившись, убрала руку.

Я так жаждала твоего спасения, что не думала о предстоящих трудностях. Да, я родила прекрасную дочку, но хрупкую, как мыльный пузырь. Будучи твоей матерью, я обязана была защищать тебя. Но что, если я только причиню тебе вред?

Пайпер и медсестра обменялись взглядами.

– Хочешь обнять ее? – спросила подруга и просунула руку под пенистую подложку, а медсестра приподняла края, наподобие крыльев, чтобы поддержать твои ручки.

Очень медленно они устроили пену на моей согнутой руке.

– Эй! – прошептала я, придвигая тебя ближе.

Моя рука, пойманная в ловушку, коснулась жесткого края пенистой подложки. Сколько же времени должно пройти, прежде чем я смогу коснуться твоей влажной кожи? Я вспомнила о тех днях, когда в младенчестве плакала Амелия и я забирала дочь к себе в кровать и засыпала в обнимку, боясь перекатиться на бок и задеть ее.

Быстрый переход