Сама я не испытывать к этому интереса, понимаешь ли, привыкла. Думала, будто внучка леди Трент просто обязана презирать все эти дамские штучки. И как-то раз имела неосторожность проговориться о сем в присутствии гранмамá. Как же сурово она меня осадила! Нет, даже голоса не повысила. Просто предельно спокойно объяснила: если родство с ней меня к чему-либо и обязывает, то только к признанию за каждым права стремиться к собственной мечте, а не к тому, к чему он обязан стремиться на мой взгляд. Выслушав ее, я готова была забраться под половик и тихо умереть со стыда. Однако нравоучению этому рада, потому что она, разумеется, во всем права. Гранмамá, вместо того, чтобы тихо сидеть дома, как ей надлежало по мнению остальных, пустилась в погоню за драконами, а папá, драконами не заинтересовавшись, уплыл в океан. Кто из нас истинная наследница леди Трент – так это ты, милая Лотта: это ведь ты, взбунтовавшись, бежала от нас в объятия высшего света, тогда как все мы что было духу бежали в противоположную сторону.

Вот так. Краснеешь? Надеюсь, да. Говорят, для цвета лица полезно.

Но, разумеется, я – будучи той, кто я есть – самым интересным в твоем письме нахожу рассказ о лорде Гленли. Миссис Кеффорд… бр-р-р! Хотелось бы мне искренне считать ее адамисткой – это бы целиком оправдало всю мою к ней неприязнь… хотя кальдериты в некоторых отношениях едва ли не хуже. Да, разумеется, они не объявляют дракониан демонами, не обвиняют их в стремлении восстановить империю, дабы когтистой лапой растоптать человечество в прах, и вряд ли миссис Кеффорд запустила хоть одному драконианину в голову кирпичом… однако есть в тех, кто улыбается драконианам и собирает их древности, а затем, отвернувшись, делает все, чтоб понадежнее запереть их в Обители, точно животных в зверинце, нечто особенно гнусное.

Действительно, факт их разговора я нахожу очень странным. Конечно, с драконианами лорд никогда не встречался, и кальдеритская склонность к накоплению реликвий драконианской старины (как будто у нас прав на них больше, чем у современных дракониан) в нем налицо. Пожалуй, они в самом деле могли свести знакомство через рынок антиквариата, и если так, миссис Кеффорд вряд ли окажется самой темной личностью из всех, с кем он имел дело на данной почве. Но я и вообразить себе не могу, чтоб кто-либо, хоть самую чуточку симпатизирующий кальдеритам, согласился заплатить столько денег, чтобы к нам прилетел Кудшайн (да, он прибывает в Ширландию целигером и будет работать над переводом табличек вместе со мной)! Одним словом, как знать, как знать…

Хотя кое-кто может и выяснить. Ведь, если вдуматься, ты сейчас в идеальном положении для сбора и просеивания информации. Солнце свидетель: особ вроде миссис Кеффорд в Обществе – пруд пруди. Знаю, ты к этому не слишком-то склонна, но в Фальчестере сам воздух насквозь пронизан слухами, там ими дышат. Не могла бы ты ради меня, по крайней мере, держать ухо востро? Услышишь что-нибудь, способное пролить свет на это дело, дай знать. Не нравится мне, если миссис Кеффорд, фигурально выражаясь, может к нашим табличкам хоть на сто миль подойти.

Да, телефон здесь имеется, но стоит в кабинете лорда Гленли, а когда лорд в отъезде – что случается часто – кабинет под замком. (По-моему, его домоправительница, миссис Хиллек, телефона откровенно боится.) Но в город я хоть на пару дней постараюсь вырваться, если конечно, смогу. Как бы ужасно лорд Гленли ни скрытничал насчет табличек, не запретит же он мне родных навестить, если не намерен держать меня взаперти, точно в тюрьме, до будущей зимы. Я уже поручилась перед ним словом чести, что о прочитанном тексте не проболтаюсь никому, да и как же мне не полюбоваться одним из твоих до нелепого милых нарядов? Ты мне все расскажешь о своих воздыхателях, я тебе – о разносклоняемых существительных, и обе мы будем счастливы: какая-де у сестренки веселая и интересная жизнь!

На сем прощаюсь и остаюсь,

с вечными кляксами на носу,

твоя сестра

Одри.