— Значит, ты еще замуж не вышла, а уже знаешь, что не будешь для Борьки на первом месте? — не поверила Лена.

— Конечно, знаю, — улыбнулась Татьяна.

— И зачем тебе такой муж?

— Лен, ну я же выхожу замуж не для того, чтобы быть для кого-то на первом месте.

— А для чего тогда?

Удивление Леночки было совершенно искренним. Она действительно не понимала, полагая, что сама она — бесценный подарок, который вручают прекрасному принцу с одной-единственной целью: чтобы он этот подарок поставил на постамент, сдувал с него пылинки и целыми днями восхищался. Такую позицию Таня, не привыкшая считать себя «подарком», никогда не разделяла, но любила свою подругу и ценила в ней множество других качеств.

— Хочу быть рядом с Борькой и вырастить вместе с ним наших детей, — ответила она. — Я много лет была дочерью следователя, хорошо помню, как мало мама бывала дома, а когда и бывала, то думала в основном о работе, так что ни на что особо не надеюсь. Но я привыкла к такой жизни, приспособилась к ней, и меня все устраивает.

— Все равно не понимаю. — Леночка окончательно перестала плакать и сердито помотала головой. — Какой смысл выходить замуж за парня, которого вечно нет дома. Он тебе и с детьми помогать не будет, а ты же хочешь, чтобы вы их вместе вырастили. Будешь все время одна, как мать-одиночка.

Ну как ей объяснить, что вместе — это не обязательно взявшись за руки идти в ногу. Вместе можно быть и на расстоянии. Вместе можно быть, даже не встречаясь неделями и месяцами. Татьяна Потапова была уверена в собственной правоте, но доказывать свои идеи Леночке почему-то не хотелось.

Она поднялась и потянула подругу за собой.

— Пойдем, Ленусик.

Ее привязывала к нему сильная физическая страсть, горестная, как запой.

Наша любовь — это какая-то адская смесь острой водки и святой воды.

— Что будем делать с Аллой? — спросила Татьяна, вытягиваясь в постели рядом с Борисом.

— А что с ней нужно делать? — не понял тот. — Стас…

— Да при чем тут Стас? Я про Александра Ивановича думаю. Слушай, Алла что, пьющая?

— Вроде не замечал. И предки никогда об этом не говорили.

— Беда… — Таня помолчала. — Вот представь: Александр Иванович вернется, а Алла в запое. Надо что-то предпринимать, чтобы оградить его.

— И что ты предлагаешь? Телефон отключить? Дверь не открывать?

— Ну, Борь, я серьезно. Может, нам поговорить с Аллой?

— О чем? Что пить — нехорошо?

— О том, что Александра Ивановича нельзя волновать.

— Ты думаешь, она сама этого не понимает? — усмехнулся Борис. — Но для нее сейчас уход Хвыли — самое главное, и папино здоровье ее интересует меньше всего. И кто мы с тобой для нее? Дети, зеленые сопляки. Она нас не услышит, даже если мы будем изрекать великие истины.

— Да перестань! Ты же следователь, людей в тюрьму отправляешь, и многие из них старше тебя. Какой же ты сопляк? И мы совсем не дети, между прочим, мы взрослые самостоятельные люди.

— Мы-то — да, и мы это знаем. А вон они не знают и считают нас детьми. Танюха, заканчивай уже бороться с ветряными мельницами, предков и все их поколение нам все равно не переделать, они так и будут до самой нашей старости нам на мозги капать.

Татьяна чуть приподнялась на подушке, оперлась на нее локтем и насмешливо посмотрела на жениха.