Я все время чувствовал себя виноватым, считая, что нехорошо думать о себе, если семья нуждается в моей помощи.
Когда новая серия песен была готова, я отнес ее к издателям. Ответ был прежним и привел меня в бешенство:
Возвращайтесь, когда что-то опубликуете.
Очередная волна депрессии захлестнула меня. Все казалось абсолютно безнадежным. Я не намеревался всю жизнь быть билетером, а мои песни никого не интересовали.
Вот выдержка из моего письма родителям от 2 ноября 1936 года:
«Я хочу, чтобы вы были как можно более счастливыми. Мое же счастье напоминает воздушный шарик, ожидающий, пока его поймают. Он плывет по ветру над океанами, просторными зелеными лугами, деревьями и ручьями, милыми пасторальными сценами и залитыми дождем тротуарами. Сначала высоко – так что едва видно, потом совсем низко. Его уносит то в одну сторону, то в другую по воле игривого ветра, в один момент бессердечного и жестокого, в другой – нежного и участливого. Это ветер судьбы, от которого зависят наши жизни».
Как-то утром в вестибюле общежития я увидел молодого человека примерно моего возраста. Он сидел на диване и что-то яростно строчил на бумаге. Поскольку он при этом напевал, я предположил, что он пишет стихи, и из любопытства решил подойти.
– Вы песенник?
Он поднял глаза и молча кивнул.
– Я тоже. Сидни Шелдон.
Он протянул мне руку:
– Сидни Розенталь.
Это стало началом долгой дружбы. Мы проговорили целое утро, и я почувствовал, что обрел родственную душу.
На следующий день директор кинотеатра вызвал меня к себе.
– Наш зазывала болен, – сообщил он. – Вам придется надеть его униформу и занять его место, пока он не вернется. Будете работать днем. Обязанности несложные – расхаживать перед кинотеатром и кричать: «Рассажу немедленно! Не нужно ждать мест!» Как видите, ничего особенного. И жалованье побольше.
Я, разумеется, обрадовался. Не из-за повышения. Просто теперь я мог отсылать деньги домой.
– И сколько же?
– Пятнадцать сорок в неделю.
Ну и повышение! Всего доллар!
В новой униформе я смотрелся генералом русской армии. И хотя не имел ничего против новой должности, все же не мог вынести повторения одной и той же фразы в продолжение нескольких часов. Поэтому и решил немного расцветить свою роль.
– Потрясающий двойной сеанс! – оглушительно вопил я. – «Техасские рейнджеры» и «Человек, который жил дважды»! Интересно, как может человек жить дважды, леди и джентльмены? Заходите и увидите сами! Вы получите незабываемые впечатления! И ждать мест не придется! Поспешите, пока еще остались билеты!
Прежний зазывала так и не вернулся, и место осталось за мной. Разница с прежней работой состояла лишь в том, что теперь я работал по утрам и в первой половине дня. Но у меня оставалось время обходить издателей, которых по-прежнему не интересовали мои песни. Мы с Сидни Розенталем написали несколько песен вместе. Они заслужили множество похвал, но ни одного контракта мы не подписали.
К концу недели у меня оставалось в кармане не более десяти центов. Поскольку приходилось добираться из кинотеатра до Брилл-билдинг, надо было решать: купить хот-дог за пять центов и кока-колу еще за пять и одолеть пешком тридцать пять кварталов или съесть хот-дог без кока-колы и проехаться в подземке за никель. Обычно я чередовал варианты.
Через несколько дней моей работы зазывалой бизнес явно оживился.
Я по-прежнему расхаживал перед кинотеатром, вопя:
– Не пропустите «Завоевание» с Гретой Гарбо и Чарлзом Бойером! А вот и сюрприз для вас: «Ничего святого» с Кэрол Ломбард и Фредриком Марчем! Это величайшие в мире любовники, и они научат вас, как быть великими любовниками. |