Да, разоткровенничаться он мог лишь с Дедом да еще с парой-тройкой старых боевых товарищей. И с Дедом ему было интереснее всего, видимо, потому, что они имели несколько разные взгляды на некоторые вещи. Лишь на некоторые вещи, а во всем остальном они оставались не разлей вода. И понял это Анатолий Иванович почти пятнадцать лет назад в одной далекой стране, когда их колонна остановилась в горном кишлаке всего лишь на несколько минут, чтобы справиться насчет воды, и местные улыбались и кивали головами, и никто, никто из них даже не намекнул, что в кишлаке были «духи», лишь Дед обратил внимание, что сгущается какая-то странная тревожная тишина. А местные все улыбались и кивали головами, вспоминали известные им русские слова и снова улыбались, а из соломы уже извлекались противотанковые гранатометы — это уже потом перестали входить в кишлаки, а в тот день среди узких пространств налепленных друг на друга домишек «духи» сожгли почти всю колонну. Кишлак был очень большим, и наши еще пробовали уйти, но те били с крыш, из подворотен, и Васька Давиденко, полковой певун, самый безобидный и светлый человек на свете, даже не успел понять, что произошло, когда стоящий напротив и улыбающийся пожилой седобородый человек вспорол ему живот ножом — это стало сигналом. И это был ад, они стреляли практически в упор и сожгли всю колонну — уцелело только восемь человек. Да, в том кишлаке были женщины и дети и, возможно, мирные жители, но никто из них не предупредил о «духах», и никого из ребят уже не вернешь. Тогда они с Дедом, чудом уцелевшие, решили отомстить за погибших товарищей, и Дед предлагал вернуться в кишлак и разобраться с «духами», и в особенности с этим седым подонком. Дед прямо на нем зациклился, но Толя Панкратов принял иное решение. Через несколько часов весь кишлак был накрыт ударом батареи залпового огня. Кишлак перестал существовать, и тогда — это было еще в самом начале — даже последовала нота официального правительства. И странный разговор состоялся с Дедом: он утверждал, что так не делается, что надо было вернуться и разобраться с «духами», а вот теперь, возможно, они оттуда ушли и пострадали лишь невиновные.

— Нет невиновных, пойми ты, Паша! — сказал тогда Панкратов. — Это восточное коварство. Васька Давиденко, царствие ему… — счастливый человек, даже не понял, что умирает. Если б хоть кто-нибудь из них предупредил, что в кишлаке «духи», колонна была бы жива, а они улыбались. Улыбались и готовили гранатометы. Значит, они виноваты все и впредь должны знать, что за подобное следует кара. Жестокая и неотвратимая.

— Это теория выжженной земли, — вздохнул тогда Дед. Но казалось, что он имеет в виду что-то совсем другое.

Панкратов кивнул:

— Возможно, Паша. Но она действенна. А ты что, решил играть с ними в рыцарей? Тебе улыбаются, а другой рукой кинжал в спину. Смотри: эти гробы — цинковые, и они пойдут на родину.

Дед тогда ничего не ответил — все было очевидным, но вроде бы он остался при своем мнении.

А потом, несколько позже, еще один их фронтовой товарищ погиб, и Панкратов видел, как Дед поливал «духов» из автомата, и они были уже давно мертвы, а Дед еще продолжал вести огонь, и Панкратову пришлось остановить его:

— Успокойся, Паша, слышишь, успокойся. Все уж, все, его уже не вернуть. А эти давно готовы. Успокойся.

Да, они с Дедом прошли много всего. Понюхали и пороха, и дерьма, и крови. Потом их фронтовое братство разбросала судьба, и генерал Панкратов начал круто делать военную карьеру, а Паша, получивший генерала позже, продолжал создавать специальные подразделения.