|
Тут уже было совсем близко до дому, и вдруг его осенило, что можно и не придумывать, а рассказать все как было. Почти все. А если бы было... "Я бы так не мог",- подумал он. "А что, может, я еще ей и позвоню... - думал он дальше, почти с легкостью, как под горку, и, придавая себе вид окончательной бодрости и наглости, поднимался по лестнице.- Может, мы еще и встретимся".
Пока он топтался у двери, доставая ключ, и лез им в замочную скважину, дверь распахнулась, и на пороге стояла растрепанная бессонная мать. - Ты? - сказала она холодно. - Я,- сказал Монахов потупляясь, и бодрость слетела с него. Мать, пятясь, отступала в прихожую, и Монахов робко следовал за ней, нежно прикрывая за собой дверь, чтобы не шуметь. И боялся поднять глаза, зная взгляд, который был сейчас устремлен на него, его холодность и поджатость губ. Мать перестала отступать, и Монахов замер перед ней. - Где ты шлялся? - сказала мать. Монахов молчал, чувствуя, как в нем нарастает холодное и жесткое нахальство. - Мальчик... - вдруг всхлипнула мать, и Монахов изумленно и испуганно, медленно начал поднимать взгляд.- Мальчик... - всхлипнула она, обнимая его своими легкими, как сухие лепестки, руками.- Дай я тебя поцелую... У тебя мальчик! Монахов смотрел с ужасом. - Ну же! - вскрикнула мать, целуя его в бесчувственную, устраняющуюся щеку.- У тебя сын! - Почему - сын? - сказал Монахов. Он отвернулся и расплакался наконец. Может, впервые за много последних лет... Легко плакал он - нет, не разучился... - Что ты! Не надо! Милый мой! - умиляясь сыновней чуткости, утешала и ласкала его мать.- Мальчик... это же хорошо! И было не хорошо. |
