— Не плачь, — пробормотал он хрипло. — Я уже говорил тебе, я не могу видеть твоих слез.

— А я не могу остановиться, — с трудом выговорила Элен. — Ты меня ненавидишь. Мне это невыносимо. Я не хотела тебя ударить, но ты смотрел с таким презрением. Может быть, я и заслужила презрение, но у меня нет сил это вынести.

— Элен… — Его руки крепче обхватили ее плечи. — Я не могу тебя ненавидеть. И, наверное, заслужил эту пощечину. — Его голос звучал устало, словно были разрушены все его безупречные оборонительные укрепления. Железное самообладание неудержимо покидало его. Элен видела, как дрожит его тело. Вся в слезах, она уперлась руками в его широкую грудь и попыталась оттолкнуть его. Какого бы наказания она ни заслуживала, но все же пытка находиться так близко от него была нестерпима, мучительна.

Его пальцы немедленно разжались, руки опустились, словно он глубоко сожалел о своем порыве.

— Я был слишком груб, — сказал он грустно. — Прости меня. Мысль, что ты сознательно лгала, показалась мне просто отвратительной, невыносимой. Я очень высоко ценил наши прежние доверительные отношения. — Он отступил подальше от Элен. — Если бы ты сказала мне правду, объяснила, что тебе неприятно находиться со мной в одной комнате, не говоря уже о том, чтобы носить мое имя, я отпустил бы тебя немедленно. Тебе вовсе необязательно было заходить так далеко, поверь. Может, я и невыносим, но все же не зверь.

Он повернулся к машине. Где-то в темноте сада крикнула сова, резкий тоскливый звук больно отозвался в сердце Элен. И она закричала в неудержимом приступе отчаяния:

— О, Эдди, какой же ты дурак! Все было совсем наоборот! Я лгала тебе, потому что не видела другого выхода! Неужели ты не понимаешь? Я любила тебя, глупый! — И продолжала торопливо объяснять: — Но ведь поженились мы по расчету. Я думала, что у тебя есть любовница: ты никогда этого не отрицал. А когда ты предложил, чтобы мы стали жить, как настоящие муж и жена, я поняла, что это только потому, чтобы я не ушла от тебя и продолжала работать на тебя, как прежде. Ты не был откровенен со мной, все время хитрил. Когда я сказала, что хочу расторгнуть наш договор, и предложила дать объявление о месте секретаря, ты сказал, что уже нашел мне замену, просто чтобы помучить меня. Ты не собирался отказываться от моих услуг. Тогда и я решила прибегнуть ко лжи. Что еще мне было делать? Я не могла оставаться с тобой, любить тебя и знать, что ты меня не любишь, и мучиться от ревности к твоим подругам и… — не окончив фразу, Элен судорожно втянула в себя воздух, уже жалея, что вспышка горя и гнева толкнула ее на эту тираду.

Эдуард по-прежнему стоял, повернувшись к ней спиной. Конечно, ему скучно ее слушать, она ему надоела. Когда-то он, правда, верил, что любит ее, но длилось это совсем недолго. Ее ложь убила его любовь. Все ее оправдания уже ничего для него не значат. Его принципы не позволяют ему любить лгунью.

Опустив плечи, Элен медленно пошла назад к дому. Закрыв за собой дверь, она бессильно прислонилась к ней. Винить некого. Она сама все испортила. Разрушила свое будущее и запятнала прошлое.

Чувствуя внутри страшную пустоту, Элен с трудом оторвалась от двери. И тут же дверь за ее спиной открылась. Эдуард вернулся! Бурные переживания истощили ее силы, их едва хватало на то, чтобы постараться скрыть горе за маской холодной сдержанности. Он вернулся, чтобы снова мучить ее, механически подумала она, своим равнодушным участием. Глубоко укоренившееся в нем чувство долга заставляет его удостовериться, что с ней все в порядке. Наверняка он посоветует ей подкрепиться. «Не стоит сейчас садиться за руль, — скажет он, — лучше переночуй в коттедже».

Нет, нельзя от меня требовать, чтобы я выслушивала все это, устало подумала Элен.