В то время Эдуард вполне мог считать моего отца врагом. А отец был несколько беззаботен — и архиепископ тоже. Когда эмиссар папы приехал в Англию, то не явился ко двору, как полагалось, а отправился прямо в Мур в Хертфордшире, где находилась резиденция архиепископа южной Англии.

Королю, естественно, захотелось узнать, что за дела у архиепископа с Римом, и, должно быть, он выяснил, что мой дядя добивается не только кардинальской шапки, но и разрешения на брак Георга с Изабеллой.

Очевидно, это насторожило Эдуарда, потому что ни того, ни другого он не хотел.

Бедная Изабелла! Я радовалась, что она не знает обо всех препонах, воздвигнутых на ее пути. В своем блаженном счастье моя сестра не могла понять, что является всего-навсего пешкой в чужой игре.

Отец сумел убедить короля, что должен принять приглашение к французскому двору.

Я помню, как он отъезжал во главе кавалькады, помню возгласы: «Уорик!», «Да здравствует граф!» Нас они очень ободряли. Нам верилось, что он могущественнее короля, что Эдуард должен вскоре это понять, и все пойдет по-прежнему.

К несчастью, едва отец уехал, прибыли послы от герцога Бургундского. При дворе их великолепно приняли, устраивали пиры и турниры, дабы показать, как они желанны. Такое положение требовало внимания моего отца, а его как назло не было в Англии.

Откуда же мы, находясь в Миддлхеме, могли знать, что эти события переменят нашу жизнь?

До нас доходили кой-какие слухи, и мы знали, что положение создалось странное — король в Англии тепло принимал бургундцев, а отца тем временем чествовал во Франции враг Бургундского герцога.

Приезжающие в Миддлхем рассказывали, что Вудвиллы демонстрируют гостям из Бургундии свое влияние при дворе, а те — дружбу с этой могущественной семьей выскочек. Король тоже проявил расположение к бургундцам, пригласив их на открытие парламентской сессии.

Мать ничего не говорила, но я знала, что она беспокоится.

— Чего волноваться из-за этих бургундцев? — заявила Изабелла. — Мы с Георгом поженимся, как только получим разрешение. А потом уже ничто не сможет нас разлучить.

— Думаешь, его добиться будет легко? — спросила я.

— Конечно.

— По-моему, мать беспокоит, что бургундские послы находятся при дворе, а отец гостит у

французского короля, враждующего с Бургундией.

— Что ты об этом знаешь?

— Очень мало. А ты?

— Я знаю, что выйду за Георга, а все остальное меня не волнует.

Я хорошо знала Изабеллу и понимала — она не хочет думать об этих конфликтах, поскольку в глубине души сознает, что участь зависит не от нее самой и даже не от Георга, а от короля и отца.

Затем произошло весьма неприятное событие. Возможно, будь отец в Англии, этого бы не случилось. Дядя Георг, хоть и был твердо настроен сражаться за положение нашего семейства, не знал, как это делать. О случившемся мы узнали от гостя.

То был какой-то дальний наш родственник, приехавший сообщить матери новость и, видимо, заверить ее, что даже самые незначительные из них помнят о своей принадлежности к дому Невиллов.

Мать послала за едой и питьем для него, но он, не дожидаясь, пока их принесут, выпалил:

— Миледи, архиепископ Йоркский уже не канцлер.

— Что? — воскликнула мать. И так побледнела, что я испугалась, как бы она не упала в обморок.

— Архиепископ, узнав, что бургундцы будут присутствовать на открытии парламентской сессии, сообщил, что заболел и не сможет выступить с речью.

— Но ведь это его обязанность, — промямлила мать.