Первое, что бросилось ей в глаза, был вид ее письменного стола. Он выглядел так, как будто в нем рылись и что-то искали. Личные документы и письма были разбросаны по ковру, перья для письма были сломаны, чернила разлиты, печати сломаны, воск для печатей разбит вдребезги, буквально превращен в порошок.

В еще больший ужас привел ее вид портретов отца и матери, вправленных в рамки, которые она привезла из Пилларса. Они были порезаны ножом, и лица нельзя было узнать. Казалось, что какой-то маньяк забрался в комнату и все разрушил. Особую дрожь в ней вызвало уничтожение портрета Элен Родни в сером бархатном платье.

Флер была потрясена. Ей удалось дернуть шнурок звонка и вызвать повитуху, которая все еще присматривала за ней.

– Что вы думаете обо всем этом?

Ирландка выглядела сконфуженной. Она все знала, но не осмелилась сказать госпоже. Существовало множество фактов, о которых знала старая женщина, но не решалась говорить точно так же, как и миссис Динглфут, которая вместе с ней была посвящена в страшную тайну рождения ребенка. Она не смела даже раскрыть рта, боясь страшных угроз барона, а лишь с нетерпением ждала того дня, когда сможет покинуть этот дом с его ужасной трагедией.

Старая женщина продолжала молчать, и Флер прижала руки к своему бешено колотившемуся сердцу.

– Это был его светлость? – прошептала она.

– Не спрашивайте меня, – ответила женщина.

– Я ничего не понимаю. Мне нужно спуститься вниз, – сказала Флер. – Помогите мне одеться.

Тогда повитуха, нервничая, приседая и заикаясь, пробормотала:

– Это невозможно, госпожа. О, молитесь, госпожа, и не проклинайте меня, но ваши двери закрыты снаружи.

Флер широко открыла глаза, и лицо ее побелело.

– Вы хотите сказать, что я пленница в своей комнате и все это сделано по приказу его светлости?

Повитуха кивнула головой:

– Да, госпожа.

– У кого ключ?

– У миссис Динглфут, моя госпожа.

У Флер перехватило дыхание, и она тяжело опустилась на край своей кровати; колени ее дрожали.

Теперь она поняла, что произошло. Дензил сошел с ума от ярости, узнав, что она не родила ему живого сына. Это было его местью. Но почему рылись в ее письменном столе? Что он пытался найти? И почему уничтожены эти несчастные портреты, воскрешавшие память о ее несчастных родителях?

– Это уж слишком, – громко произнесла Флер. – Я больше не намерена оставаться в Кедлингтоне и подвергать себя таким унижениям. Ни при каких обстоятельствах я не останусь пленницей миссис Динглфут.

Флер протянула руку и умоляюще ухватила женщину за плечо.

– Вы отнесете от меня записку? – спросила она, едва дыша. – Если я напишу записку, сможете ли вы держать это в секрете и проследить, чтобы мистер Певерил Марш получил ее?

– Этот молодой художник в башне?

– Да, – сказала Флер, и два красных пятна загорелись на ее впалых щеках. – Он, я знаю, поможет мне. Меня достаточно унижали и мучили. Я должна покинуть этот ужасный дом и искать защиты у своей подруги, миссис Кэтрин Квинтли.

Повитуха бросилась на колени перед Флер и разразилась слезами.

– Госпожа моя, не просите меня доставить письмо художнику или кому-нибудь другому за пределами этого дома. Я поплачусь за это жизнью.

– Но я умоляю вас, посмотрите, я молода и беспомощна. Вы видите, как я страдаю. Я родила всего три недели назад, а мой муж даже не подошел ко мне, чтобы произнести хоть одно слово сочувствия после смерти нашего ребенка, не говоря уж о том, чтобы поинтересоваться моим здоровьем. Неужели вы не поможете мне скрыться от такого человека?

Через несколько минут повитуха согласилась.