|
На многих были шубы — единственное, что у них осталось с «Титаника». В основном шли женщины, но и мужчин из первого класса оказалось куда больше, чем представлялось. Некоторые из них умудрились взять с собой в спасательные шлюпки даже собачек. Одна леди вышагивала с пекинесом на руках. Была там и молодая девушка, помогавшая Мириам ухаживать за мной на палубе. Оказалось, что это юная вдова Джона Джекоба Астора. Была Маргарет Браун, грубоватая американка, сумевшая уберечь свою шлюпку от неумехи-матроса, который хотел в ней грести. И Беатрис Лайл на руках доброй женщины, которой я отдала девочку в ночь, когда мы тонули. Сегодня утром мы с ней успели поговорить. Она отправила маркониграмму виконту Лайлу, и он собирался как можно быстрее приехать в Бостон, чтобы забрать своего единственного выжившего ребенка. Я смотрела, как малышка Беа исчезает в толпе, — последнее звено, связывавшее меня с прежней жизнью.
«По крайней мере ее я спасла, — думала я. — Сделала хотя бы что-то». Но это единственная жизнь, единственная спасенная. Ночью, мечась между бредом и сном в чужой койке, я словно видела, как умирают остальные. Я видела миссис Хорн, забившуюся в угол каюты Лайлов и отказывающуюся посмотреть на воду даже тогда, когда та поднялась, чтобы залить элегантные ковры и мебель, чтобы поглотить ее. Видела леди Регину и Лейтона в одном из коридоров, смотревших на захлестывавшую их волну почти в гневе: как та посмела прервать их путешествие! Видела Говарда Марлоу, курившего последнюю сигару на своей частной прогулочной палубе и искавшего утешение в воспоминаниях о жене, которую потерял, и в гордости за сына, которого, как ему казалось, он спас. Видела Джорджа на капитанском мостике, выкрикивавшего последние приказы в надежде, что, выполняя свой долг, он спасет еще несколько человек. И что ужаснее всего — я видела Ирен и Неда уже под водой, утративших всякую надежду. Ее платье вздувалось, волосы плавали вокруг, а они все тянулись друг к другу. Вода смыкалась над их головами, они погружались все глубже и глубже в последнем разделенном объятии. Этим утром я прошла всю палубу до конца, слабо опираясь на руку доктора. Он сказал, что прогулки пойдут мне на пользу. Но на самом деле я искала их всех — тех, кого потеряла, тех, чью гибель видела в бреду. И так хотела, чтобы эти видения оказались лишь сном. Но никого из них тут не было. Все они ушли навсегда. И я ни разу не увидела Алека, даже в своих снах на «Карпатии». Может быть, сознание избавляло меня от видений о нем, потому что картина его гибели убила бы меня. И как ни ужасно я себя чувствовала, как ни близко подошла к концу, сердце мое упрямо продолжало биться. «Живи ради меня», — сказал Алек, и, похоже, я должна. Мне дали новое платье, серое, почти монашеское, пожертвованное какой-то пассажиркой с «Карпатии», чья доброта во много раз превосходила вкус в одежде, а красное, испорченное, когда мы тонули, выбросили. Впрочем, сначала я забрала из кармана две необходимые мне вещи. Во-первых, две десятифунтовые банкноты, что дала мне Ирен, — смятые и все еще мокрые, теперь они больше походили не на деньги, а скорее на прощальный подарок. Вторая вещь была еще более ценной, и сейчас я положила ее на ладонь: серебряный медальон, который отдал мне Алек в конце нашей с ним единственной ночи. Он сказал, медальон меня защитит; может, так оно и случилось. На меня смотрело лицо матери Алека. Теперь муж и сын с ней. Должна ли я черпать в этом утешение? У меня не получалось. Мириам шумно выдохнула, я снова взглянула на трап и увидела, как сходят на берег несколько выживших офицеров «Титаника». Все офицеры оставались на борту до последнего, как и Джордж, и ушли под воду вместе с кораблем. Но некоторым удалось вскарабкаться на днище перевернувшейся спасательной шлюпки и спастись. |
