До конца коридора, до, собственно, большой трапезной залы они не дошли. Азиме, которая, оказывается, тоже бесшумно пристроилась за мальчиком, вдруг взяла его за плечи, повернула направо и ввела в узкий проем между двумя темными колоннами, изображающими снопы папируса.

16

Князь Бакенсети обернулся, и лицо его сделалось страшно. Повернули свои головы и прочие, находившиеся в комнате. Мериптах знал не всех. Матушка, Тнефахт, Мегила стояли справа от отца и трое незнакомцев слева. По их виду легко можно было понять – прибыли издалека, из городов, которым завидуют. Одеты богато и странно, египетские элементы в их одежде сочетались с поражающей воображение необычностью. Круглые медные тиары, украшенные крупными камнями, длинные кожаные юбки, обшитые пестрыми шнурами, за поясом изогнутые кинжалы с рукоятями бледного серебра, красные, прямоугольные бороды. Такова была последняя столичная мода. Глаза внимательные, выжидающие.

Все молчали. Гости не знали, кто явился и зачем. Княгине не полагалось говорить прежде мужа, советнику не полагалось говорить прежде господина. Князь говорить был не в состоянии, он даже слегка пошатывался. Не недоумение владело теперь им, но чувство более мучительное. Лицо «царского брата» было серее обычного, что это означает, понять было нельзя.

Разрешиться это молчание должно было скорее всего каким-то словом князя, уже почти взявшим себя в руки, но раздались шаги, и в дверь справа от Мериптаха вошел ОН.

Краем глаза (не решаясь повернуть голову) увидел мальчик сияющую глыбу, увенчанную громадою зелено-голубой короны, двойной короны Верхнего и Нижнего Египта. Аварисский царь явился сегодня утром перед своими подданными в облачении абсолютного владетеля Та-Кемет. Ношение этого головного устройства было нелегким делом, и специальным слугам пришлось массировать спину и плечи царя в отдельной комнате, чтобы он выдержал предстоящее сидение на торжественной трапезе.

Апоп был плотного сложения человек, с толстыми руками и ногами, мощной, короткой шеей, не великанского роста, но его появление создало ощущение – явился самый большой из людей. Все вокруг померкло и сжалось. Собравшиеся оказались отодвинутыми к стенам, как будто величие окружало фараона как нечто физически твердое и подавляло тех, кто оказывался рядом. Мериптах пошатнулся, роняя финики из вазы. Чувствовал он себя в этот момент непривычно. Он не робел, как при первой встрече с великим жрецом Аменемхетом, или, наоборот, робел так сильно, что был не в силах осознавать это. Но главное, что правило им в момент появления фараона, было любопытство, оно было могущественнее всего. Именно оно воспротивилось тому, чтобы он упал и распластался, и заставило глядеть во все глаза. Кто-то невидимый освободил его руки от вазы.

Апоп, обведя взглядом молчаливое население тайного покоя, повернул голову к мальчику. Обликом человек этот не был похож даже отчасти ни на одного египтянина или варвара, виденного до этого Мериптахом, и это казалось справедливым внутреннему чувству мальчика. Только у одного лишь царя Апопа могла быть такая огромная квадратная голова, толстый крючковатый нос, большие неподвижные глаза, сидящие широко, почти как у настоящего змея, тяжелые обвисающие щеки и большой брезгливый рот, властвующий над едва заметным подбородком, из которого торчала противным хвостиком ритуальная бородка. Никаких сомнений не возникало, что в этом теле, при необходимости, вполне может уместиться весь враг Ра, все четыреста пятьдесят локтей длины, и во рту этом может затаиться чудовищная пасть, прогрызающая борт любой ладьи. Апоп был настолько Апоп, что мальчик лишился вдруг слуха, плотный пар пугливого восторга забил ему уши. И когда открылся в улыбке рот змея с двумя рядами редко сидящих, но готовых к совместной работе зубов, и внутри шевельнулся влажный, выталкивающий какие-то слова язык, Мериптах ничего не услышал.