— И почему же? — спросил Арсентьев, но заметив недовольство на лице Воеводина, добавил: — В виде исключения, можете ответить на этот вопрос?

— Тридцать четыре года службы в разведке. Каждый день из этих лет мог бы закончиться моей смертью. Я был готов к ней всегда. Я провёл несколько сот операций за пределами СССР. Тысяча встреч. В том числе с агентами МИ-6, МАССАДА, ЦРУ, главарями террористов и прочими объектами. Я могу просчитать все вопросы, которые вы мне зададите. От первого до последнего. Я могу подготовить себя к пыткам. Легко пройду любой детектор лжи. И это только некоторая часть того, чему меня учили, и чему учился я сам. Таких как я нельзя «расколоть».

И это поймёт любой опытный разведчик, хоть раз заглянув в моё досье. Но судя по вашей уверенности, вам внушили обратное. Не знаете, почему? Это первый вопрос, — уточнил арестант. На сей раз, он устремил на Арсентьева непонятный взгляд. Ему стало как-то не по себе от этого взгляда. Но ещё больше его смутили слова арестанта. В них определённо имелась логика.

— У меня нет ответа на этот вопрос, — откровенно признался Арсентьев, — возможно, меня посчитали человеком, способным справиться с такой задачей. Ведь, по сути, налицо все доказательства измены. Есть факты. И эти факты упрячут вас надолго в тюрьму. Их нельзя опровергнуть. Вы можете рассказать всё, и тем самым облегчите свою участь. Всё просто.

В это мгновение взгляд Арсентьева снова встретился с взглядом арестанта. Арсентьев, на мгновение почувствовал растерянность. Он ожидал любой реакции, но…не такой. Мужчина смотрел на него с откровенным сочувствием. У него появилось ощущение, что они словно поменялись местами.

— Вы готовы ответить на второй вопрос?

Слегка помедлив, Арсентьев всё же кивнул.

— Почему здесь нет видеокамер?

— Что?

— Видеокамеры!

Арсентьев невольно оглядел комнату. Любое подобное дело обязывало вести запись допроса. Но ничего похожего на записывающую аппаратуру здесь и близко не имелось. Во всяком случае, явно. Он не заметил отсутствия видеокамер. И сейчас почувствовал некоторую неловкость. Словно его уличили в обмане. Он ещё раз осмотрелся и тут снова услышал голос:

— Поверьте моему опыту, майор. Их здесь нет. А ведь должны были быть.

— И, наверное, у вас есть версия по поводу отсутствия видеокамер? — поинтересовался с лёгким сарказмом Арсентьев. — Как мне кажется, у вас есть версии по поводу всего.

— Вы не ответили на вопрос, майор!

— У меня нет ответа.

— Подытожим. Вы не знаете, почему вас поставили на это дело, и не знаете, почему решили не записывать допрос.

— Так и есть. Теперь вы готовы ответить на мои вопросы?

— Конечно! — на губах арестанта появилась странная улыбка.

— Отлично! — у Арсентьева появился довольное выражение на лице. На самом деле он и не надеялся справиться с делом так быстро. С одной стороны, он почувствовал радость победителя, с другой — угрызения совести.

Этот человек ему понравился, и он не хотел усугублять его положение. «Как же лучше сформулировать главный вопрос?» — подумал Арсентьев.

— Кому ещё я передавал сведения, кроме господина Бренона?

«Пожалуй, лучше бы я сказать не смог!» — подумал Арсентьев не без восхищения.