В ответ на последнюю фразу в возбужденного гнома словно острые клинки воткнулись чужие взгляды — не верящие, удивленные, и даже испуганные. И лишь один Гримор неуловимо вздрогнул, понимая о чем идет речь.

2

Старая женщина с всклоченными распущенными волосами медленно шла по каменной мостовой вдоль череды небольших городских лавок. Шаркающий звук ее деревянных шлепанец разносился далеко по пустынной улице, которая еще несколько дней назад была с самого утра и до поздней ночи заполнена городским людом и приезжими гостями.

— Булочника-то нету, — негромко, под нос себе, бурчала старушка, время от времени останавливаясь и рассматривая заколоченные двери и ставни лавок. — Где же хлебца-то теперь брать? — вывеска с металлической изогнутой баранкой, висевшей прямо над ее головой, печально скрипела на ветру. — А Маля-то мой без хлеба и за стол не садиться, — она продолжала стоять напротив лавки булочника и сокрушенно вздыхала. — Придет уставший, а хлеба и нету.

Еще немного постояв, она медленно, шаркая ногами, пошла дальше. На соседней улице находилась еще одна лавка, откуда с раннего утра тоже всегда разносился чудесный запах свежевыпеченного хлеба. Она обычно туда не ходила — далеко, но сейчас деваться было некуда.

— Совсем что-то никого нету, — сокрушалась старушка, словно только сейчас обнаружив, что на улице нет ни души. — Одна я, — ее бесцветные словно выцветшие глаза, подслеповато щурясь, с тревогой всматривались в те окна, которые не были закрыты ставнями. — Никого нету.

Бабка, дойдя до лавки, снова замерла, с растерянностью вглядываясь в грубые слеги, которые крест-накрест были вколочены поверх массивной входной двери. Позабыв обо всем на свете, она так и стояла, пока ее не окликнул хриплый простуженный голос.

— Ты, что это мать тут одна бродишь? — за ее спиной стоял городской стражник в теплом овечьем плаще, накинутом поверх доспеха. — Не слышала что-ль, что на площади говорили? — мужчина то и дело прерывался на тяжелый кашель. — Королевские войска уходят из Кордовы, — старушка не понимающе смотрела на него, теребя в руках небольшую корзинку с темным платком сверху. — Уходят из города все, говорю, — та, по-прежнему, никак не реагировала. — Тьфу! Глухая тетеря! — в сердцах выдал стражник магистрата и осторожно коснулся замотанной тонким шарфом шеи.

От сопровождавших его стражников патруля, совершавшего свой последний обход перед сдачей города, отделился еще один.

— Оставь ты ее, — негромко проговорил его товарищ. — Не в себе она. Мать это Здоровяка Милона. А вон, кстати о он сам! — он кивнул на быстро вышагивающую по улице высокую фигуру с длинной алебардой стражника. — Милон! Где тебя черти носят? Его милость следом едет…

Старушка обрадованно вскрикнула, когда увидела приближавшегося сына.

— Матушка, вот ты где! — Милон с тревогой смотрел на мать. — А я дома тебя искал. Что же ты из дома ушла? Уходить ведь надо… Соседи-то наши уже все уехали, — стражник взял ее за руку и потянул в сторону северных ворот. — Пошли быстрее!

Бабуля же неожиданно уперлась. Ее невысокая высохшая фигурка всем своим видом говорила о непреклонной решимости.