Когда она увидит смерть любовника — смерть, вызванную магическим путем, — могущественные бессознательные силы в ее мозгу и страшное невидимое давление общества снова увлекут ее во тьму предрассудков, откуда я ее вытащил. Помимо воли она уступит, ведь разум слабее эмоций, а удар будет достаточно силен. Если бы я направил магию на Лайлу, то наверняка бы потерпел поражение. Но Халиайа был ее уязвимым местом, вот я по нему и ударил. А сейчас он уже следует навязанному ритуалу, который завершится обрядом ухода и смертью.

О да, Лайла снова поверит в магию. И вернется ко мне…

По улице, стоя на движущейся ленте тротуара, медленно проехал человек. Халиайа закричал:

— Эд! Эд! — и отчаянно замахал рукой.

Когда же он повернул голову, я увидел на загорелом лбу красный круг — метка моего священного копья из галлюцинации. Клановые гробовщики ставят это нестираемое клеймо одновременно со сменой одежды.

Человек на дорожке слегка дернулся, услышав зов, но не обернулся. Я увидел, как Халиайа рванулся вперед, будто хотел выбежать из дому и выбить, вытрясти из своего знакомого ответ. Он почти решился… Почти. Вот он спустился на ступеньку ниже… И тут что-то его остановило. Он замер, попятился, снова открыл рот, но не издал ни звука.

Я обвел взглядом улицу. Далеко в Мексиканском заливе виднелась рыболовецкая флотилия. Над ней висел вертолет, загоняющий косяки рыб в сети. В голове мелькнула странная мысль: когда-то в примитивных сообществах тотемные животные были табу — так я вывел из исследований в библиотеке микрофильмов. Но сейчас мы едим наши тотемы. Возможно, вся наша жизнь — сплошной ритуал. Не только тотемы, но и вся жизнь…

Я понял, что стараюсь не смотреть на Халиайю, и заставил себя вернуться к наблюдению. Он больше не показывался на улице, но черные миски с едой исчезли.

Должно быть, до смерти Халиайи пройдет дней десять. Я собирался продолжать слежку. Тем паче я был рад отпуску — первому за пять лет. Отчасти он действительно был мне необходим, а отчасти я хотел поменьше встречаться с другими людьми, пока Халиайа не будет окончательно и бесповоротно мертв. У меня было неприятное чувство, что Черный президент Мамм меня ищет. Не то чтобы он мне как-то мог навредить, но я бы предпочел избегать встреч с ним до окончания этой авантюры.

Кроме всего прочего, я нашел время снова заглянуть в архив микрофильмов, где впервые узнал правду о магии и прошлом. Не важно, где он находится. Не важно, как я туда добрался. Я зашел в дверь, спустился на самый нижний этаж, и там, в темном углу, обнаружил все ту же запыленную дверь. Никто не входил в нее с тех пор, как я впервые обнаружил тайную комнату. Возможно, я единственный, кто вообще перешагивал ее порог. Забавно: в библиотеку и так не просто попасть, а вход на нижние этажи закрыт для всех, кроме глав корпораций. Я рассовал по карманам старые киноленты, спокойно прошел в кабинку и запер дверь. И на час с головой погрузился в старые и страшные времена двадцатого века.

Некоторые пленки были книгами по социальной психологии, антропологии, медицине. Другие — газетами восьмидесятых. За зеленоватым наклонным стеклом экрана менялись расплывчатые статьи и картинки, а я нажимал кнопки, проматывая их и наводя фокус. Все-таки было жутковато читать колонки давно забытых новостей, увидевшие свет во время разрушительных войн двадцатого столетия. Сейчас весь уклад той жизни казался невероятным.

Тогда наших предков разделяли не принадлежность к той или иной корпорации, а государственные границы. И войны между тоталитарными режимами и монополиями еще не привели к объединению корпораций и появлению компаний-гигантов, поддерживающих общество на плаву в наши дни. С современной точки зрения образ жизни пращуров кажется немыслимым, но все же в чем-то они были правы.