|
Тогда я впервые узнал, что мир воспринимается по-разному в зависимости от того, радость ли у человека, или горе, или скучное размеренное существование. Гамма красок, в которых предстает окрашенным мир, меняется от самых ярких и свежих тонов до самых тусклых и серых. С тех пор я это проверил множество раз. Серым я, по правде сказать, мир не видел, но приходилось наблюдать, что некоторые таким его воспринимают, например наша с Лизой мачеха Прасковья Гордеевна. Она умеет «гасить». Будь то улыбка ребенка, или самая одухотворенная мечта, или хоть блеск утра — она все сумеет погасить. Никогда не забуду, как она погасила (или осквернила) мою радость в тот день, когда меня приняли в комсомол.
Покойный Павел Львов, клеветник и псевдоученый, тоже умел гасить. Тот гасил с трибуны — чьи-то мечты, чьи-то теории, вынашиваемые годами. Умеет гасить и Глеб Павлович Львов. Как жаль, что он попал в наш славный коллектив. Какие у нас собрались добрые, верные, принципиальные люди, до чего среди них легко и радостно работается! И вот теперь среди них — Глеб. Его приняли в свою среду, как доброго товарища, но я-то знаю, какой он «добрый товарищ». Я все о нем знаю. Да ведь и все знают, но считают, что нельзя бесконечно напоминать человеку о том, что он совершил подлость. Он наказан и больше так не сделает... Он сделает что-нибудь другое, другую подлость, я в этом убежден. Почему он обо всех думает плохо? Во всем видит корысть и расчет? Вчера я был свидетелем такой сцены... Это было в кабинете Мальшета. Несколько сотрудников задержались у него после работы: шел разговор о последней статье Мальшета в «Известиях». Очередная статья, как всегда прямая, резкая, ставящая вопросы в лоб. Надо отдать должное редакциям: они охотно печатали подобные материалы и сами время от времени давали очерки о каспийской проблеме. Но дело плохо подвигалось вперед. Кто-то мешал, не то в Академии наук, не то в Госплане. Много здесь напортил покойный Львов, потом Мирра Павловна, теперь — Евгений Петрович Оленев. Проблему Каспия можно решать только комплексно, то есть в содружестве с инженерами, биологами, экономистами, гидрометеорологами. И потому она под силу только Академии наук СССР, а не одному институту или обсерватории. Об этом как раз и шел разговор в кабинете Мальшета. Что касается давней мечты Филиппа о дамбе через море, в Академии и слушать об этом не хотели. А проект дамбы уже несколько лет упорно отклонялся Госпланом. Мальшет там уже всем надоел. — Не пойму, отчего твой проект постигла такая судьба? — огорченно проговорил Иван Владимирович. Филипп удрученно пожал плечами. — Для сооружения дамбы даже не требуется бетона,— продолжал Турышев,— нужен только камень и земляные работы. За два-три года дамба была бы возведена. Отличный проект, я утверждал и буду это утверждать. Все помолчали. Васса Кузьминична вздохнула. Лиза взглянула на нее. На обеих было по нескольку кофточек: обсерватория плохо отапливалась. Барабаш задумчиво курил, поглядывал на карту Каспия. Глеб Львов стоял, прижавшись спиной к печи, в полосатом шерстяном свитере и настороженно прислушивался к разговору. — И все же мой проект, я верю, будет осуществлен,— горячо заговорил Мальшет,— ведь иначе Северный Каспий уменьшится вдвое, пустыня подойдет к юго-востоку европейской территории СССР. — Инших такых проектив покы що немае! — согласился Барабаш. — А что касается предложения Гидропроекта о переброске рек Печоры и Вычегды в бассейн Волги,— сказал Турышев,— очень хороший проект, но он не зачеркивает работу Мальшета: одно дополняет другое! — А когда он будет осуществлен? — вмешалась в разговор Лиза.— В плане семилетки его нет. Давид Илларионович стукнул по столу кулаком: — Шо им, у голови замутыло, не бачуть, що Каспий скоро буде горобцям по колино. |
